Китай и степь

Китай и степь

Об отношениях Китая с «народами степи».

 

Часть 1. Китай и Монголия, Китай и Сиюй, Китай и Синьцзян: с древности до Синьхайской революции.

 

Начиная с глубокой древности, Китай и народы Центральной Азии представляли собой два самостоятельных этнических и хозяйственно-культурных очага цивилизации, как правило, находившихся в состоянии взаимной борьбы.                                                                       Шесть-семь тысяч лет назад, когда в бассейне среднего течения реки Хуанхэ сложился устойчивый земледельческий центр древнеханьской цивилизации, предки современных китайцев вступили в непрерывное ожесточённое противостояние с соседними народами, преимущественно кочевыми 游牧民族, в том числе с теми, которые жили на территории современной Монголии и современного Синьцзяна. (А.Ш.: Монголы и тюрки — разные народы, имеющие однако дальнее родство).

По мнению китайских историков с севера, северо-запада и запада главную угрозу для Срединного Государства в разное время представляли:

в эпоху ханьской династии Чжоу (1046-221 г.г. до н.э.) — протомонгольские и прототангутские племена жун 戎  ;  неханьские племена ди 狄 (обитали к северу от Хуанхэ в 7-4 в.в. до н.э.) ; неханьские племена сюнну 匈奴(хунну, гунну, гунны) (самоназвание неизвестно);  неханьские племена тунгусов 东胡 (обитали в том числе на территории современной Монголии) ;

в эпоху ханьской имперской династии Цинь (221-206 г.г. до н.э.) и ханьской имперской династии  Хань (206 г. до н.э. — 220 г.) — сюнну;

в эпоху ханьской имперской династии Цзинь (266-420) — сюнну; древнемонгольские племена сяньбэй 鲜卑 (сяньби); неханьские племена цзе 羯 (часть народа сюнну); неханьские племена ди 氐 (потомки протомонгольских и прототангутских племён жун, земледельческие племена предгорий на территории современных провинций Шэньси, Ганьсу, Сычуань) ; племена цян 羌 (многочисленные этнические группы на западных окраинах Китая, в основном представленные тангутами, говорили на тангутском языке, принадлежащем к тибето-бирманской ветви китайско-тибетской языковой семьи);

в эпоху имперских государств Династий Юга и Севера (420-589) — древнемонгольские племена жоужаней 柔然 (жужаней); тюркские племена телэ 铁勒 ;

в эпоху ханьской имперской династии Суй (581-618) и ханьской имперской династии Тан (618-907) — телэ; неханьские племена туцзюэ 突厥 (тюрки-шато, потомки среднеазиатских сюнну) ;

в эпоху ханьской имперской династии Сун (960-1279) —  кочевые монгольские племена киданей 契丹 (обитали в том числе на территории современного Автономного района Внутренняя Монголия КНР и современной Монголии); племена тунгусского народа чжурчжэней 女真 (обитали в том числе на территории современного Автономного района Внутренняя Монголия КНР); тангуты 党项 ; монголы 蒙古 ;

в эпоху ханьской имперской династии Мин (1368-1644) — неханьские племена севера пустыни Гоби 漠北 ; ойраты 瓦刺 (ойрат-монголы, обитавшие в западной части современной Монголии); тартары 鞑靼 (общее название народов, обитавших в эпоху Мин в восточной части современной Монголии, потомки древнемонгольских племён жоужаней);

в эпоху маньчжурской имперской династии Цин (1644-1912) — джунгары 准噶尔部 (многочисленные ойрат-монгольские племена на западе пустыни Гоби).

Наиболее затяжной характер на «монгольско-синьцзянском театре» носили войны Китая с сюнну, которые «донимали» ханьцев примерно 700 лет, в период с 3-го века до н.э. и до 5-го века. Для защиты с севера от набегов именно этих воинственных кочевников первый император Срединного Государства Цинь Шихуан в 3-м веке до н.э. начал сооружение Великой Китайской стены, продолжавшееся вплоть до завоевания страны маньчжурами в 1644 году.                                                                                                Исходя в своей государственной политике из базовой концепции «китаецентризма», согласно которой Сын Неба — правитель Срединного Государства распространял своё влияние на «варваров четырёх сторон света», китайские владыки в длительных и сложных отношениях с сюнну, а затем и с другими кочевниками тем не менее использовали широчайший арсенал дипломатических приёмов: раскол различных племён и натравливание их друг на друга, вступление в ситуативные союзы, подкуп, династийные браки и т.д.. Всё зависело от расстановки сил, и если она была не в пользу китайских правителей, они шли на признание «варваров» равными себе и даже признавали себя их вассалами.                                                                                                  В опубликованной в сентябре 2016 года статье об истории китайской дипломатии, подготовленной бывшим генконсулом КНР в Сан-Франциско Юань Наньшэном 袁南生 ,  автор рассказывал о деятельности «в западных землях» китайского путешественника и дипломата династии Хань Чжан Цяня (164-113 г.г. до н.э.) , который, используя жестокую вражду между сюнну и древним восточноиранским народом юэши 月氏 (юэчжи) , обитавшим южнее и юго-западнее земель сюнну на территории современного Синьцзяна и провинции Ганьсу, сумел направить юэши против сюнну, за счёт чего снизилось военное давление сюнну на северные границы Китая и были созданы условия для движения китайских товаров по Великому Шёлковому пути.

В этой же статье Юань Наньшэн рассказывал и о квази-семейных отношениях правителей Китая с кочевниками.                                     Так, на начальном этапе ханьской имперской династии Хань (206 г. до н.э — 25 г.) китайский император назывался «старшим братом» правителя сюнну, а тот в свою очередь его «младшим братом». Вот почему в 195 году до н.э. после смерти императора династии Хань Лю Бана его «младший брат» — правитель сюнну, следуя обычаю своего народа, согласно которому вдова старшего брата выходит замуж за младшего, ничтоже сумняшеся прислал письмо с «предложением» вдове Лю Бана.

Активно использовали институт квазисемейных отношений для нейтрализации сильных кочевников и более поздние ханьские династии.

Как рассказывал в своей статье Юань Наньшэн, 45-летний  правитель ханьского государства Поздняя Цзинь (936-947) — одной из династий периода Пяти Династий и Десяти Государств (907-960)  — называл «отцом» 34-летнего правителя кидань-монголов в расчёте на их поддержку во внутриполитической борьбе в Китае, взамен сулив им большой удел китайской земли.                                                                                                    В 1005 году император ханьской имперской династии Сун (960-1279) объявил себя «старшим братом» правителя государства кидань-монголов Ляо (907-1125), а тот в свою очередь назвался «младшим братом» китайского императора.

А вот в отношении государства тунгусского народа чжурчжэней Цзинь (1115-1234), в 1125 году разгромившего кидань-монголов Ляо, ханьский император династии Сун (960-1279) вообще был вынужден признать свой вассалитет и в официальных записях стал именоваться «вассальным императором», называя правителя чжурчжэней сначала «дядя – младший брат отца», а затем и вовсе — «дядя — старший брат отца».

В 1259 году монголы империи Чингисхана начали боевые действия против ханьской империи Сун и в 1279 году покорили Южный Китай, окончательно сформировов таким образом на территории страны монгольскую имперскую династию Юань (1271-1368).

После становления ханьской имперской династии Мин (1368-1644) многие монголы в Китае погибли в ходе продолжавшихся сражений, часть их осталась проживать на севере Китая либо была ассимилирована, не менее 60-100 тысяч монголов возвратились из Китая в монгольские кочевья и вместе с обитавшими там монгольскими племенами составили основу населения монгольских ханств.

Основатель династии Мин Чжу Юаньчжан после изгнания монголов из Китая не вёл против них наступательных действий, однако его преемник Юнлэ начал направлять войска за пределы Великой Китайской стены вглубь монгольских земель. Вначале поражение потерпели китайцы, но в 1410 году они взяли верх и, продвигаясь на запад, разгромили ойратов — западных монголов.

К середине 15-го века в результате внутренней борьбы в Монголии между западными и восточными монголами более других усилился ойратский хан Эсен. Противодействуя политике Минского императорского двора по ограничению торговых связей Китая с Монголией, Эсен вторгся в Китай и со своей армией дошёл до стен Пекина.

После смерти Эсена в 1455 году усилились восточномонгольские племена, угрожавшие Северному Китаю, в связи с чем китайские правители занимались реконструкцией пришедшей в упадок Великой Китайской стены.

На рубеже 16-17-го веков господствовавшие в Монголии восточные монголы размежевались, образовав Северную Монголию – Халху, в состав которой вошли северомонгольские ханства, и  Южную Монголию, включившую южные и юго-восточные монгольские ханства.

Позднее Южная Монголия попала под влияние обитавших в районе полуострова Ляодун на северо-востоке Китая маньчжуров — потомков разгромленного монголами Чингисхана в 1234 году тунгусского народа чжурчжэней (государство Цзинь: 1115-1234).

Подчинив в 1632-1634 годах крупнейшее ханство Южной Монголии — Чахарское, маньчжуры заполучили печать императоров монгольской династии Юань в Китае (1271-1368).  На этом основании правитель маньчжуров Абахай 5 мая 1636 года самопровозгласил себя китайским императором и дал новому Китайскому Государству название Цин (Чистое) как противопоставление ещё существовавшему в Китае «старому» государству Мин (Светлое). С таким «багажом» де-юре  наследнику Абахая Шуньчжи после захвата маньчжурами Пекина в 1644 году оставалось только де-факто провозгласить власть маньчжурской  имперской династии Цин на всей территории Китая.   (А.Ш.: С 1635 года указом Абахая народ чжурчжэни стал называться маньчжурами).

Примечательно, что в 1636 году Абахай присоединил к своему титулу императора Китая дарованный ему князьями Южной Монголии титул богдыхана — всемонгольского хана. Известно также, что Абахай издал тогда указ, согласно которому в случае падения маньчжурской имперской династии Цин монголы обретали независимость от Китая. (Кузьмин С.Л., Батсайхан О., «Об указе императора Хунтайджи (Абахая) о восстановлении независимости монголов после падения Цинской империи», журнал «Восток», Институт востоковедения РАН, 2019, №5, с.с. 200-217). После падения Цин в феврале 1912 года факт существования такого указа безусловно имел принципиальное значение для последующего развития китайско-монгольских отношений.

Возникшую на территории Китая маньчжурскую империю Цин с запада на север и далее на восток огромной дугой протяжённостью в несколько тысяч километров охватывал монголо-тибетский мир, объединённый общностью религии ламаизма и начинавший всё более явственно ощущать опасность со стороны Цинской империи.

(А.Ш.:  Ламаизм — тибетский буддизм, его характерной чертой является вера в перерождение, реинкарнацию видных буддистских деятелей, с сохранением в каждом новом их воплощении буддистких знаний и полномочий духовно-светской власти предшественников. Именно поэтому в Тибете и в других регионах, где исповедуют ламаизм,  высшим лицом признаётся тибетский далай-лама, — одновременно духовный и светский  властитель ламаистского мира).

В этих условиях прежние центробежные внутриполитические процессы в монгольском обществе постепенно уступали место стремлению монголов к консолидации. Со своей стороны Цинский двор стремился предотвратить объединение монгольских ханств, используя при этом традиционные китайские приёмы расчленения, натравливания одних на других и выступления затем в качестве верховного арбитра с последующим усилением своего влияния. Угрозами, увещеваниями, иногда прямым силовым нажимом в сочетании со щедрыми посулами и богатыми подарками Цины настойчиво добивались  признания ханами Северной Монголии — Халхи зависимости от Китая. Цинская империя настаивала на заключении с Халхой дружественного союза, скреплённого клятвой, — в традиционном китайском понимании союз предполагал определённую зависимость присягнувшего от Китая. И уже в середине 17-го века большинство халхаских правителей так или иначе признали сюзеренитет Цинского Китая. Таким образом Монголия становилась элементом китайской внешнеполитической структуры, существовавшей по крайней мере с эпохи династии Хань (206 г. до н.э. — 220 г.) и предполагавшей создание по периметру границ Срединного Государства зависимых от Китая вассальных государств с ограниченной автономией. Монголия, Синьцзян, Тибет и даже вотчина Цинов Маньчжурия призваны были играть роль буферных территорий-протекторатов, обеспечивающих безопасность внутренних регионов Китайского Государства.  Подчинение Цинами большей части Халхи стало важным шагом на пути превращения Монголии в такого рода «буфер», однако этого было недостаточно для полного китайского контроля над всем этим регионом.

В середине 17-го века политическая и экономическая консолидация монгольского общества наиболее заметно происходила среди ойратских племён Западной Монголии, и в 1670 году правитель ойратского Джунгарского ханства Галдан присоединил к своему государству Кашгарию — обширные земли к югу от Джунгарии.  Позиция Галдана, претендовавшего на объединение всех монголов, противоречила интересам большинства ханов Халхи, признавших вассалитет в отношении Китая, вследствие чего началась череда ойрато-халхаских войн.

При Галдане значительно улучшились русско-ойратские отношения, с другой стороны существовали разногласия между русскими и восточномонгольскими ханами Халхи. В ответ на просьбу халхасцев о помощи в противостоянии с Галданом китайский император Канси потребовал, чтобы клятву верности Цинам принесли все без исключения ханы Халхи, что на тот момент не представлялось возможным.  Выжидательная позиция Цинского двора в джунгарско-халхаском конфликте объяснялась незавершёнными пограничными переговорами Цинов с русскими. Но после того, как в 1689 году Московское царство и Цинская империя договорились о разграничении в Приамурье, русские, следуя достигнутым с китайцами договорённостям, отказались поддерживать Галдана в антицинской борьбе, и у китайского императора оказались развязаны руки для войны с Джунгарским ханством, чего в свою очередь долго добивались ханы Халхи. Таким образом цинской дипломатии, умело разыгравшей «русскую карту», удалось не только добиться выгодного для Китая разграничения с Московией, но и сорвать планы вожака ойратов по объединению всех монгольских племён.

В мае 1691 года  на съезде халхаских ханов лишь небольшая их часть высказалась за вхождение Халхи в состав Московского государства, подавляющее большинство высказалось за признание сюзереном Цинского императора.

Превращение Северной Монголии – Халхи в цинский протекторат улучшило позиции Китая в отношениях с Московией и вывело его на новые рубежи в западной части Центральной Азии, где однако крупнейшим государством продолжало оставаться ойратское Джунгарское ханство. Оно развивалось, в том числе благодаря помощи русских и находившихся на русской службе пленных европейцев, наладивших для ойратов литьё пушек. Укрепилась зависимость Кашгарии от Джунгарского ханства, в 40-х годах 18-го века оно провело ряд успешных кампаний против государств Средней Азии и включило в сферу своего влияния некоторые районы Горного Алтая. Ойраты решительно отказывались от предложений Цинского двора признать сюзеренитет китайского императора в обмен на свободную торговлю с Китаем.

По отношению к Цинскому Китаю статус Северной Монголии — Халхи (китайцы называли её «Внешняя Монголия» 外蒙古) отличался от статуса Южной Монголии (китайцы называли её «Внутренняя Монголия» 内蒙古).  Внутренняя Монголия (Южная Монголия) с 1636 года являлась составной частью Цинской империи, тогда как Внешняя Монголия (Северная Монголия, Халха) после признания ею в 1691 году сюзеренитета Цинского императора являлась китайским наместничеством-протекторатом. При этом Цины жёстко регламентировали перемещение халхасцев как через русско-монгольскую границу, так и через границу Халхи (Внешней Монголии) с собственно Цинской империей, а также строго определяли регламент взаимоотношений Халхи (Внешней Монголии) с Россией, особенно в сфере торговли.

Ограничительные меры Цинского двора, огромные расходы на содержание аппарата цинской власти (контроль за деятельностью халхаских старшин осуществляли маньчжурские военно-гражданские чиновники — амбани) и цинских военных караулов вызывали недовольство населения Халхи (Внешней Монголии), в связи с чем халхасцы массово нелегально переходили русскую границу, а вопрос о перебежчиках стал одной из главных тем в ходе последующих русско-цинских переговоров.

Тем не менее позиции Цинов в Халхе за первую половину 18-го века окрепли настолько, что Внешняя Монголия стала рассматриваться Цинским двором как прочный тыл в последующем военном противостоянии Китая с западномонгольским Джунгарским ханством.

В середине 18-го века в Джунгарском ханстве усилилась внутриполитическая борьба, один из претендентов на трон — князь Амурсана обратился за помощью к Цинскому императору, и в 1755 году цинские войска вторглись в Джунгарию, а Цинский двор поставил перед ойратской знатью вопрос о превращении ханства в китайский протекторат. Однако пригласивший цинскую армию Амурсана отказался признать сюзеренитет китайского императора, в итоге Цины в 1757 году жестоко покорили Джунгарию, уничтожив по некоторым данным около миллиона ойратов.                                                                                                    До 1759 года цинские войска вели боевые действия в Кашгарии против местных тюркоязычых племён,  в результате чего Сиюй был покорён китайцами вслед за Джунгарией.                                                                                            (А.Ш.: 西域 “Сиюй» «Западный край» — так со времён ханьской имперской династии Хань (206 г.  до н.э. — 220) китайцы называли обширные земли к западу от  проходов Юймэньгуань 玉门关 и Янгуань 阳关 в Великой Китайской стене на территории современной провинции Ганьсу. О «Западном крае» говорилось в раннесредневековой «Книге Хань. Записки о Сиюе» “汉书.西域传”                       В прошлом земли Сиюя неоднократно входили в состав Китая: с 60-го года до н.э. до 220 года в эпоху ханьской имперской династии Хань; с 220 до 266 года в эпоху одного из ханьских царств Троецарствия — Вэй. В эпоху ханьской имперской династии Цзинь (266-420),  имперских Династий Юга и Севера (420-589), а также ханьской имперской династии Суй (581-618) Китайское Государство контролировало Сиюй периодически и частично. Полностью Сиюй входил в состав ханьской имперской династии Тан (618-907) в период с 648 до 790 года.  Эпизодически и частично Китай контролировал территорию Сиюя в эпоху монгольской имперской династии Юань (1271-1368).

Кашгарией называют шесть городов и территорий: Аксу, Жанашар, Кашгар, Хотан, Куча, Яркенд).

О вошедших в состав Цинской империи Джунгарии и Сиюе в Китае стали говорить как о «новой пограничной области», эти земли китайцы так и стали называть — Синьцзян 新疆 «новое пограничье». Населяли Синьцзян в основном тюркоязычные мусульманские народы, главным образом сунниты: уйгуры, казахи, киргизы, — а также таджики, в конце 15-го — начале 16-го веков перешедщие из суннитской веры в веру шиитов-исмаилитов.  Ойраты же (западные монголы) на территории Синьцзяна были в значительной степени истреблены китайцами.                                                                                                       После покорения Цинами Джунгарии единственным монгольским регионом, не входившим в состав Китайского Государства, оставался цинский протекторат Внешняя Монголия (Халха).

Религиозным центром Внешней Монголии стал городУрга. Опасаясь, чтобы находившийся в Урге глава местной ламаистской церкви – богдо-геген не стал лидером антицинской оппозиции и в то же время учитывая его авторитет среди монгольского населения, цинские власти постановили, что на эту должность не может избираться родственник кого-либо из влиятельных монгольских князей, и что все ламаистские духовные вожди монгольского народа должны избираться исключительно из числа тибетцев и присылаться в Ургу тибетским далай-ламой.

Всё большее значение в Халхе приобретал город Кяхта как важнейший ярмарочный и транзитно-торговый центр, через который шла русско-монгольская и  русско-китайская торговля.

По мере упрочения позиций цинской администрации в Халхе заметно уменьшалась роль монгольских князей в управлении регионом, при этом Цины не препятствовали усилению там ламаистской церкви.

Ограничения цинских властей на русско-монгольскую торговлю были сняты после заключения Тяньцзиньского (1858) и особенно Пекинского (1860) русско-китайских договоров. С этого момента началось установление более тесных торговых и политических связей между Россией и Халхой (Внешней Монголией) и как следствие — постепенное ослабление зависимости Халхи от Цинского Китая.

Так, согласно Пекинскому договору Россия открыла консульство в Урге, а позднее согласно русско-китайскому Петербургскому договору (1881) были открыты российские консульства в халхаских городах Кобдо и Улясутай.

Со своей стороны Цины, опасаясь усиления русского влияния во Внешней Монголии, отменили ограничения на миграцию туда китайцев, более того, стали поощрять приток китайских переселенцев в приграничные с Россией халхаские районы. Всё это вызывало недовольство халхасцев, порой принимавшее форму открытых антицинских выступлений. Даже в Южной Монголии (Внутренней Монголии) происходили выступления монголов против цинских властей, а также против китайских купцов и ростовщиков, например, такого рода крупное восстание имело место в 1852 году.

Во второй половине 19-го века символом национального освобождения всех монголов стала идеализированная личность джунгарского князя Амурсаны, боровшегося в Цинами в 50-е годы 18-го века. Всё чаще распространялись слухи о скором появлении хубилгана — ламаистского мессии в образе перерождённого Амурсаны, в 1890 году в Кобдо появился человек, выдававший себя за реинкарнированного Амурсану и развернувший активную агитацию против Цинов за независимость Монголии.

В 1900 году взубунтовались солдаты-монголы улясутайского гарнизона, не желавшие отправляться на подавление восстания ихэтуаней, а в 1903 году наибольший размах получило восстание монголов, направленное  против китайских ростовщиков и цинских властей.

Рост национального самосознания монголов побуждал их к сплочению вокруг авторитетной общенациональной силы, какой являлась ламаистская церковь, — вокруг богдо-гегена всё активнее объединялись монгольские князья, утратившие, но желавшие восстановить своё политическое влияние, дворец богдо-гегена в Урге становился центром национального сопротивления монголов цинским властям.

Существенную роль в движении монгольского национального возрождения играло и усиление русско-монгольских связей, проникновение русских товаров и русского капитала, строительство с помощью русских дорог, мостов, факторий, деятельность находившихся в Монголии русских врачей, ветеринаров, социал-демократов, многие монголы ожидали появления реинкарнации Амурсаны именно из России, где он когда-то укрылся от китайцев, но затем скончался от оспы.

 

До Синьхайской революции 1911-1912 годов антицинская борьба велась и в Синьцзяне, на территории покорённых Цинами Джунгарии (в 1755-1757 годах) и Сиюя (к 1759 году), процессы эти усилились после поражения Китая в «опиумных войнах» и ослабления позиций центральной цинской власти в регионе.

Так, в 1864-1865 годах под влиянием движения тайпинов во внутренних регионах Китая и восстания мусульман-хуэйцев на территории современных провинций Шэньси и Ганьсу по Синьцзяну прокатилась волна антицинских выступлений крестьян различных национальностей. Цинский военно-административный аппарат был почти полностью уничтожен, и Синьцзян распался на ряд удельных княжеств. Ситуацией в Синьцзяне воспользовалось Кокандское ханство, войска которого оккупировали регион в период с 1867 до начала 1878 года, когда там, за исключением района Или, была восстановлена власть Цинов, а в 1884 году Синьцзян получил статус провинции в составе Цинской империи.

Современные китайские историки особое внимание уделяют «интервенции Царской России в Синьцзяне». Об этом в частности можно прочесть в книге на русском языке «Синьцзян, китайская земля: прошлое и настоящее», «Синьцзянское народное издательство», 2006. Консультант Ван Лолинь, главный редактор Ли Шэн, члены редколлегии: Ма Дачжэн, Уйгур Сайран, Азиз Юсуф, Ли Шэн, Ян Шэнминь, Хуа Тао, Аут Тохты, Ли Фан, Мяо Пушэн, Джакоф Мирзахан, Гуан Цинпин; перевод с китайского: Ван Дань, Чжао Гуйлянь, Юй Бинь, Чжэн Яохуа, С.А.Гореликов и М.Р.Ахмерова.  Книга безвозмездно распространялась среди российских гостей посольства КНР в Москве.

Китайские авторы пишут, что, начиная с 20-30-х годов 19-го века, русские «неоднократно вторгались» на территорию Синьцзяна.

Согласно пункту 2 Пекинского договора (1860) между Российской империей и Цинской империей, сказано в книге, России отходила «южносиньцзянская территория к востоку и югу от озера Балхаш».        А в октябре 1864 года по словам китайских историков представитель Цинов «вынужденно» подписал русско-китайский «Протокол о делимитации северо-западной границы», согласно которому России отходили 100 тысяч кв.км. «территории китайского Запада», «три четверти из которых находились в пределах Западного Синьцзяна».

Рассказывается в книге и о занятии русскими в 1871 году синьцзянского района Или:»По мере усиления оккупационного режима участились случаи грубого попрания интервентами государственного суверенитета Китая. Были очевидны намерения Царской России увековечить своё пребывание в Или».  В 1881 году был заключён русско-китайский Кульджинский договор, согласно которому 80% территории района Или возвращалась цинскому правительству, «но последнее взамен было вынуждено пойти на целый ряд уступок» России.

Во второй половине 19-го века, сообщают китайские авторы, Синьцзян стал ареной российско-британского соперничества, при этом, заботясь о собственных интересах, стороны вынужденно искали компромиссы. Так, в 1872-1873 годах Великобритания и Россия подписали соглашение о прохождении западной границы Афганистана, а в 1887 году договорились о прохождении северной границы Афганистана, которая рассматривалась ими как линия разграничения сфер их влияния.

В 1890 году британцы безуспешно пытались вынудить Цинский двор уступить подконтрольному им Афганистану часть территории Памира.

В 1892 году Россия убедила Цинов вывести войска из Памира, направила туда свою армию и, как отмечают китайские авторы:«В конечном итоге оккупировала не только «территорию, подлежащую согласованию» по подписанному сторонами «Описанию государственной границы между империями Российской и Дайцинской в Кашгарском районе», но и территорию, китайский суверенитет которой был ясно оговорён в указанном документе. К октябрю 1892 года русские войска завладели территорией Китайского Памира … площадью 20 тысяч кв.км.».

В 1894 году, сообщается в книге, Россия добилась от Цинского Китая сохранения статус-кво линии границы на Памире, но при этом за спиной Китая вела переговоры с Великобританией «на предмет раздела между Россией и Англией Китайского Памира». Китайские авторы пишут:»11 марта 1895 года  Россия и Англия за спиной Цинского правительства подписали «Англо-Российское соглашение», согласно которому стороны договорились о разделе Памира на сферы влияния. Южная часть — Ваханьский Памир попадал в сферу влияния Англии, остальная часть — Лан-Кол Памир, Аличур Памир, Большой и Малый Памир и часть Салезского Памира отходили России. Указанное англо-российское соглашение является разбойничьей сделкой двух империалистических держав, которые за спиной китайского правительства совершили «делёж добычи», то есть раздел Китайского Памира. Ни одно китайское правительство никогда не признавало правомочность указанной сделки и соответствующего англо-российского соглашения, рассматривая его как незаконное и не имеющее силы».

 

Часть 2. Китай и Халха: от Синьхайской революции до периода «поздняя МНР — новая Монголия».

 

Теме статуса Халхи (Внешней Монголии) в период Синьхайской революции и в первые годы после образования Китайской Республики была посвящена подробная статья китайского историка Лю Цунькуаня  刘存宽 «Китайско-российские отношения и отделение Внешней Монголии от Китая (1911-1915)»  “中俄关系与外蒙古自中国的分离（1911-1915）”, опубликованная в журнале «Лиши яньцзю»/»Исторические исследования» “历史研究”, №4, 2004.

Лейтмотивом статьи звучит мысль о «сговоре Царской России с монгольской знатью, направленном на отделение Внешней Монголии от Китая, в котором «кукловод»-Россия управляла монгольскими «марионетками».

Тем не менее факты, изложенные в статье, позволяют лучше понять события вокруг Халхи в тот период.

В статье сообщается следующее:

«Российско-монгольский сговор в период Синьхайской революции, направленный на расчленение единого Китая, являлся очевидным фактом, однако при этом каждая из сторон, и Царская Россия и знать Внешней Монголии, имели собственные планы, собственные замыслы, которые ни в коем случае не совпадали. В той ситуации в силу разнообразных причин царское правительство пришло к выводу, что только статус «автономии» Внешней Монголии, но не её де-юре независимость, способен в максимальной степени удовлетворить агрессивные устремления России, а потому силой и коварством вынудило китайские власти и знать Внутренней Монголии подчиниться своей воле. В итоге фактическое отделение Внешней Монголии от Китая принесло большой вред и единому Китаю и народу Внешней Монголии, однако удовлетворило важные агрессивные устремления России. Фактический статус Внешней Монголии и положение, в котором она в итоге оказалась,  на самом деле не означали ни её «независимость», ни её «автономию», они означали её роль как колонии и протектората России.                                                                                                                                                                                                                                                                                      Отделение Внешней Монголии от единого Китая было давним и общим желанием Царской России и феодальной верхушки Внешней Монголии. Однако царское правительство и знать Внешней Монголии всегда расходились во мнениях относительно путей достижения этой цели.

Духовные и светские феодалы Внешней Монголии, исходя их своих узких интересов, стремились любым способом обрести независимость от Китая и создать «Великую Монголию», в составе которой будет в том числе и Внутренняя Монголия. Международная обстановка того времени в целом и ситуация непосредственно в регионе определяли монгольскую политику Царской России, смысл которой сводился к тому, как эффективнее контролировать и грабить Внешнюю Монголию, как превратить её в российскую колонию, в протекторат, зависимый только от России, в буферное государство между Россией и Японией с Китаем, в регион, на который не претендовали бы другие государства. По мнению Царской России оптимальным путём для достижения этих целей являлась именно «автономия» Внешней Монголии, пусть даже номинальная, но не её «независимость». В итоге настойчивость Царской России вынудила знать Внешней Монголии скрепя сердце отказаться от идеи «независимости» в пользу «автономии».                                                                                                                                        В июле 1911 года ламы и князья — духовные и светские феодалы Внешней Монголии, ведомые главным буддистом Монголии, «живым Буддой» Богдо-гэгэном Джебцзундамба-хутухтой, длительное время подстрекаемые и поддерживаемые Россией, провели в Урге тайное совещание знати четырёх аймаков (А.Ш.: Административно-территориальных единиц) и приняли решение о расколе единого Китая путём провозглашения «независимости» Внешней Монголии. В Санкт-Петербург была тайно направлена делегация во главе с Мижиддоржийн Ханддорж и Да лам Цэрэнчимэд  с просьбой к российскому правительству о «покровительстве» и о «принятии Халхи под защиту России».  Русские пытались убедить монголов не направлять делегацию, но безуспешно. Когда же делегация отправилась в путь, русские советовали ей «пока не приезжать в Санкт-Петербург». Проигнорировав возражения русских, 15 августа 1911 года монгольская делегация прибыла в Санкт-Петербург. Для того, чтобы выработать позицию на переговорах с монгольской делегацией, царское правительство 17 августа 1911 года провело специальное совещание по вопросам Дальнего Востока, на котором было решено: «Императорское российское правительство не полагает себя обязанным поддерживать вооружённой силой отделение халха-монгол от Китая, однако допускает посредничество в этом вопросе, поддержку и защиту по дипломатическим каналам стремления монголов к независимости, но без разрыва ими отношений с монархом их метрополии – Великим императором Цин». Кроме того, совещание царского правительства приняло решение заявить делегации Внешней Монголии следующее:»Желание монголов полностью отделиться от Китая в настоящий момент неосуществимо». Вместе с тем было решено пообещать делегации Внешней Монголии «оказывать поддержку в борьбе с китайцами за отстаивание самобытности Халхи».                                                                                                                                             Синьхайская революция, произошедшая в Китае в октябре 1911 года, предоставила исключительный шанс для реализации замыслов Царской России и феодальной знати Внешней Монголии. Товарищ министра иностранных дел Российской Империи Нератов, рассуждая о проблеме Внешней Монголии, в те дни с придыханием замечал, что можно «использовать революционное движение на юге Китая для создания трудностей китайскому правительству».

1 декабря 1911 года знать Внешней Монголии собрала в Урге своё воинство и официально известила цинского амбаня в Урге Сандо о том, что народ халха «взял под свою защиту всю землю, на которой создаётся Великая монгольская империя, и выбирает ханом Джебцзундамба-хутухту». Кроме того, от Сандо потребовали незамедлительно вывести из Внешней Монголии всех подчинённых ему гражданских и военных чиновников, а также подчинённые ему войска, «в противном случае для их выдворения будет применена военная сила».

Не обладая достаточными возможностями для сопротивления, Сандо на другой день был вынужден укрыться в российском генконсульстве в Урге и просить там защиты. 4 декабря 1911 года под охраной русских казаков Сандо покинул Ургу и через Кяхту выехал в Сибирь, откуда вернулся в Китай.

29 декабря 1911 года Джебцзундамба -хутухта вступил на престол великого хана, став Богдо-гэгэном-VIII и взяв титул «Солнечный хан в год Гундай». Кабинет министров Богдо-гэгэна-VIII состоял из пяти министерств: внутренних дел, иностранных дел, финансов, военного, юстиции. Кроме того, в Урге были назначены на должности представителям знати и пророссийские элементы из Внутренней Монголии, обиженные на китайцев, например, Утай и Энхбилэгтийн Тогтохо (Тогтохо-тайджи). Таким образом, был разыгран спектакль с провозглашением «независимости» Внешней Монголии и с созданием «Великой Монголии».                                                                                                                           «Независимость» Внешней Монголии явилась продуктом экспансионистской политики царской России. В период провозглашения этой независимости Россия предоставляла Внешней Монголии огромную политическую, экономическую и военную поддержку. Выражалось это в частности в том, что Россия оказывала давление на Цинское правительство, добиваясь его отказа от «новой политики» на территории Внешней Монголии. (А.Ш.: «Новая политика» – постепенная передача монгольских земель цинскому правительству, переселение китайских крестьян преимущественно в приграничные с Россией районы Монголии, замена монгольских караулов китайскими, усиление роли маньчжурской администрации, ограничение прав местных властей).

Иными словами, Россия вынуждала Цинское правительство пообещать Внешней Монголии не размещать китайские войска в этом регионе, не переселять туда китайское население и не создавать там китайские органы административного управления, гарантировать автономию Внешней Монголии. Так, в конце августа 1911 года  Россия направила из Кяхты в Ургу военный отряд численностью более 800 пехотинцев и кавалеристов для поддержки сепаратистских действий знати Внешней Монголии. Кроме того, Россия предоставила Внешней Монголии огромный кредит в размере двух миллионов рублей, большое количество оружия и боеприпасов, помогала готовить её армию. Россия всемерно поддерживала оккупацию властями Урги городов Улясутай и Ховд (Кобдо) в Западной Монголии,  планировала создание «автономного правительства в Хулун-Буир» на северо-востоке Внутренней Монголии, поддерживала  мятеж  князя Утая в хошуне Хорчин-Юицяньци аймака Джирим на территории Внутренней Монголии и так далее.

Однако, де-факто всемерно поддерживая стремление Внешней Монголии отделиться от Китая, царское правительство не одобряло и не поддерживало её де-юре полное отделение от китайской метрополии с официальным провозглашением независимости и созданием «Великой Монголии». Об этом свидетельствует следующий факт.                                                                                                                                        23 декабря 1911 года министр иностранных дел Российской Империи Сазонов указывал российскому поверенному в империи Цин в Пекине на то, что Россия должна выступать посредником между Китаем и Внешней Монголией (фактически же не посредничать, а контролировать отношения между Китаем и Внешней Монголией и управлять этими отношениями):»Целью такого рода посредничества является заключение китайско-монгольского соглашения, гарантирующего автономию Монголии. Мы полагаем, что такое соглашение должно включать обязательство китайской стороны не размещать китайские войска в Монголии, не переселять китайцев на монгольские земли, не создавать на монгольских землях китайские органы управления. В свою очередь согласно такому соглашению монголы должны признать сюзеренитет Китая и разрешить Китаю направлять в Монголию своих официальных представителей». Таким образом, очевидно, что Россия добивалась «автономии» Внешней Монголии под российским покровительством, но не её «независимости». Такая позиция отличалась от стремления и действий знати Внешней Монголии, направленных на полное отделение от Китая.  В последующие несколько лет Россия неизменно придерживалась этой позиции в вопросе о Внешней Монголии.                                                                                                                      После того, как знать Внешней Монголии, не обращая внимания на позицию России, 1 декабря 1911 года самостоятельно провозгласила «независимость» и создание «Великой Монголии», российский генконсул в Урге Люба превратился в настоящего «властелина» Внешней Монголии.  В тот момент он не забыл напомнить «живому Будде»  Богдо-гэгэну-VIII в Урге :»Помощь России обусловлена тем, что, принимая наши добрые услуги, Халха дружественным образом относится к нашим торговым и другим интересам», – и выразил неудовольствие по поводу того, когда в Халхе не ценят «добрые услуги» России. Под этими «добрыми услугами» России прежде всего подразумевалось «признание автономии Халхи и нахождение Халхи под российским протекторатом».                                                                                                                    Россия продолжала вмешиваться во внутренние дела Китая, прилагая все усилия для «посредничества» в отношениях между центральным правительством возникшей на месте империи Цин  Китайской Республики и местным правительством Внешней Монголии.  Естественно, китайское правительство противилось этому, а знать Внешней Монголии в свою очередь была крайне недовольна российским проектом статуса «автономии» региона. В этой ситуации Россия прибегла к своему старому трюку для вмешательства в дела Китая, – она сначала принудила власти Внешней Монголии принять российский проект «автономии», после чего заставила центральное правительство Китая признать это как свершившийся факт.                                                                                                       3 сентября 1912 года министерство иностранных дел Российской Империи дало указание российскому посланнику в Китае Коростовцу  убыть в Ургу в качестве полномочного представителя России для заключения сепаратного соглашения с властями Внешней Монголии, чтобы правовым образом закрепить новые результаты алчной политики России в  регионе и его статус «автономии». 3 ноября 1912 года под нажимом России власти Внешней Монголии заключили с Российской Империей «Монголо-русское соглашение о дружбе»/»Соглашение между Россией и Монголией об автономии Внешней Монголии» (оригинальное название) и подписали «Особые правила ведения торговли»/»Протокол к соглашению между Россией и Монголией об автономии Внешней Монголии» (оригинальное название).

(А.Ш.: В «Монголо-русском соглашении о дружбе» впервые было использовано название «Монголия», а не «Внешняя Монголия»).          В «Монголо-русском соглашении о дружбе» и в «Особых правилах ведения торговли» было недвусмысленно сказано об «автономии» Внешней Монголии, о праве русских контролировать этот регион и о сохранении их различных привилегий в этом регионе. В статье 1 «Соглашения» говорилось:»Императорское российское правительство окажет Монголии свою помощь к тому, чтобы она сохраняла установленный ею автономный строй, а также право содержать своё национальное войско, не допуская на свою территорию китайских войск и колонизации своих земель китайцами».                                            В процессе переговоров о заключении русско-монгольского «Соглашения»  представители Внешней Монголии неоднократно высказывали несогласие с российской стороной, упорно настаивая на том, чтобы в тексте документа Внешняя Монголия была названа «независимым государством», а также на том, чтобы Внутренняя Монголия была включена в так называемую «Великую Монголию». Однако представители России утверждали, что «в настоящее время нет возможности поставить вопрос о независимости Монголии, можно говорить только об её внутренней автономии в составе Китая». В итоге властям Внешней Монголии пришлось подчиниться воле России и 3 ноября 1912 года заключить с Российской Империей «Соглашение» и «Особые правила» в соответствии с российским проектом.                                                                                                                                       После заключения «Монголо-русского соглашения о дружбе» следующая задача России заключалась в том, чтобы склонить Пекинское правительство к признанию этого «Соглашения» как свершившегося факта, то есть дипломатическая тактика                                                                                                                         России сводилась к тому, чтобы «сначала одолеть одних, а затем затащить других».

9 ноября 1912 года, то есть буквально через несколько дней после заключения «Монголо-русского соглашения о дружбе», министр иностранных дел Российской Империи Сазонов на встрече с китайским дипломатическим представителем в России предложил Китаю «присоединиться» к этому «Соглашению», – иными словами, признать его.  Делая вид, что безгранично заботится о Китае, Сазонов сказал, что Россия «совершенно не рассчитывает на полное отделение Монголии от Китая, и если китайское правительство присоединится к русско-монгольскому соглашению,  мы будем стремиться к признанию сюзеренитета Китая над Монголией». Китайский диппредставитель в России ответил отказом. Тогда Сазонов сменил тон и с угрозой произнёс:»Однажды китайцы поймут, насколько важно для них обладать сюзеренитетом над Монголией, но без российско-китайской договорённости по монгольской проблеме мы не сможем признать  вассалитет Монголии по отношению к Китаю». Таким образом так называемая «автономия» Внешней Монголии превратилась в «обоюдоострый меч» царского правительства, с помощью которого оно с одной стороны контролировало Внешнюю Монголию, а с другой стороны вводило в заблуждение Китай и вынуждало его смириться с российской агрессией в регионе.                                                                                                     Сначала Пекинское правительство Юань Шикая не уступало шантажу России, со всей серьёзностью заявив:»Китаю  крайне сложно признать «Соглашение  между Россией и Монголией об автономии Внешней Монголии»,  поскольку Монголия – часть Китая, и все соглашения, имеющие отношение к Монголии, должны заключаться с центральным правительством Китая, а не с Ургой». При этом Пекинское правительство решительно потребовало  от России «отказаться от русско-монгольского соглашения». Но русские хорошо понимали абсолютную слабость правительства Юань Шикая, хорошо понимали, что ему понадобится российское дипломатическое признание и кредиты, и поэтому категорически отвергли требование Китая об «отказе от русско-монгольского соглашения», заявив, что Россия «не может отказаться от документа, только что подписанного российским полномочным представителем». Русские также заявили, что Россия «по-прежнему надеется достичь договорённости с Китаем в монгольском вопросе… Императорское российское правительство может заключить соглашение с китайским правительством на принципах, изложенных в русско-монгольском соглашении».                                                                                                                                                       Под сильным давлением России правительство Юань Шикая в конце-концов было вынуждено пойти на переговоры с русскими по поводу заключения китайско-российского соглашения.  В ходе этих переговоров министр иностранных дел Пекинского правительства Лу Чжэнсян предложил сохранить «привычную административную систему» Внешней Монголии (без введения статуса «автономии»), потребовал от России денонсировать «Монголо-русское соглашение о дружбе», «заменив его русско-китайским соглашением», а также потребовал от России признать «Внешнюю Монголию частью Китая» и признать «суверенитет китайского правительства в отношении Внешней Монголии». Но Россия соглашалась лишь  на сохранение китайского «сюзеренитета» над Внешней Монголией с установлением статуса «автономии» региона. При  этом Россия угрожала, что в случае отказа от российских требований «Китай постепенно утратит связь с Монголией, а территория, подконтрольная хутухте, расширится».

(А.Ш.: «Хутухта» – один из двух, наряду с «гэгэн», духовных титулов Богдо-гэгэна-VIII. Его также называли Халха-Джебдзун-Дамба-хутухта).

Российская сторона даже заявляла о намерении прервать переговоры и «самостоятельно принять необходимые меры для поддержки автономии Монголии».                                                                                                                                                                        Правительство Китая решительно выступало против статуса «автономии» Внешней Монголии, но и знать Внешней Монголии по-прежнему имела собственные резоны для несогласия с этим статусом. В мае 1913 года «живой Будда» Богдо-гэгэн-VIII заявил в Урге полномочному представителю России на переговорах с Внешней Монголией Коростовцу:»Признание сюзеренитета Китая над Монголией, признание ситуации, которая возникнет в связи с этим, не отвечает интересам монгольского народа», – и потребовал, чтобы Россия «убрала этот пункт и дала возможность монголам участвовать в переговорах с Китаем». В это же время власти Внешней Монголии посылали войска на юг для вторжения на территорию Внутренней Монголии, стремясь таким образом реализовать свои планы по созданию «независимой» «Великой Монголии».  Однако царское правительство ни в коем случае не могло допустить, чтобы в тот момент власти Внешней Монголии разрушили его замыслы своим участием в китайско-российских переговорах. Россия продолжала следовать намеченным политическим курсом, наращивая давление и на  Пекинское правительство и на Ургинские власти.                                                                                                                                      За полгода состоялось более 30 встреч в рамках китайско-российских двусторонних переговоров, и к 20 мая 1913 года были выработаны шесть пунктов будущего китайско-российского соглашения по проблеме Внешней Монголии. В этом соглашении должно было быть прописано, что Внешняя Монголия является частью Китая, но при этом должно было быть зафиксировано признание Китаем статуса «автономии» Внешней Монголии, обещание Китая не колонизировать её территорию, согласие Китая с «посреднической» ролью России в регионе,  согласие Китая с тем, что на территории Внешней Монголии русские в соответствии с «Особыми правилами ведения торговли» пользуются различными привилегиями. О том, чтобы внести в будущее китайско-российское соглашение положение о серьёзном нарушении территориального суверенитета Китая, речи вообще не шло.  Под давлением общественного мнения верхняя палата парламента Китайской Республики 11 июля 1913 года отклонила разработанное китайско-российское соглашение. Возмущению российского правительства не было предела, к тому же  в Китае началась так называемая «вторая революция» и ухудшилась внутриполитическая обстановка. В результате Россия отказалась от ранее выработанных шести пунктов будущего китайско-российского соглашения и в качестве основы для возобновления переговоров о его заключении предложила Китаю  «программу», включавшую четыре положения.

В этих новых положениях сохранялось признание Китаем права Внешней Монголии на автономию и признание Россией  сюзеренитета Китая над регионом, однако больше не содержалось признание того, что Внешняя Монголия является частью Китая.                                                                                                                                                                           Сначала правительство Юань Шикая отказывалось рассматривать выдвинутые Россией новые четыре положения будущего китайско-российского соглашения.  Вскоре «вторая революция» Гоминьдана в Южном Китае потерпела поражение, внутриполитическое положение Пекинского правительства упрочилось, однако армия Внешней Монголии всё чаще вторгалась в пределы Внутренней Монголии. В этой ситуации правительство Юань Шикая всё-таки решилось на компромисс с Россией, и 18 сентября 1913 года новый министр иностранных дел Китайской Республики  Сунь Баоци получил указание возобновить переговоры о заключении китайско-российского соглашения. Состоялось более 10 двусторонних встреч, и в конце октября 1913 года договорённости были достигнуты.                                                                                                                                     (А.Ш.: 6 октября 1913 года были установлены дипломатические отношения между Российской Империей и Китайской Республикой).

5 ноября 1913 года министр иностранных дел Пекинского правительства Сунь Баоци и российский посланник  в Китае  Крупенский подписали в Пекине «Русско-китайскую декларацию»/»Декларацию России и Китая о признании автономии Внешней Монголии» (оригинальное название) и обменялись нотами в качестве дополнения к «Русско-китайской декларации». В «Декларации» содержалось пять пунктов:»1. Россия признаёт, что Внешняя Монголия находится под сюзеренитетом Китая. 2. Китай признаёт автономию Внешней Монголии. 3. Признавая исключительное право монголов Внешней Монголии самим ведать внутренним управлением автономной Монголии и решать все касающиеся этой страны вопросы, относящиеся к торговой и промышленной областям, Китай обязуется не вмешиваться в эти дела и посему не будет посылать войска во Внешнюю Монголию, не будет содержать там никаких гражданских и военных властей и будет воздерживаться от всякой колонизации этой страны. 4. Китай выражает готовность принять добрые услуги России для установления своих отношений с Внешней Монголией согласно вышеизложенным началам и постановлениям Русско-монгольского торгового протокола  от 21 октября 1912 года. (А.Ш.: 3 ноября 1912 года по новому стилю). 5. Касающиеся интересов России и Китая во Внешней Монголии вопросы, порождаемые новым положением вещей в этой стране, составят предмет последующих переговоров».

В «Ноте русского правительства китайскому министру иностранных дел Сунь Баоци о признании Россией Внешней Монголии частью территории Китая» как дополнении к «Русско-китайской декларации» содержалось четыре пункта:»1. Россия признаёт, что территория Внешней Монголии составляет часть территории Китая. 2.  Что касается политических и территориальных вопросов, то по ним китайское правительство будет условливаться с русским правительством путём переговоров, в которых власти Внешней Монголии будут принимать участие. 3. Предусмотренные в V статье декларации переговоры будут происходить между тремя заинтересованными сторонами, которые в этих видах изберут место, где съедутся их делегаты. 4. Автономная Внешняя Монголия будет состоять из областей, находившихся в ведении китайского амбаня в Урге, улясутайского цзянцзюня (генерал-губернатора) и китайского амбаня в Кобдо… точные границы Внешней Монголии… составят предмет позднейших переговоров, предусмотренных в V статье декларации».                                                                                                                            В «Русско-китайской декларации» и в дополнявшей её ноте было сохранено положение о сюзеренитете Китая над Внешней Монголией, но при этом Россия вынудила китайское правительство официально признать «автономию» Внешней Монголии, а также особый статус и привилегии России на территории региона. Подписав «Русско-китайскую декларацию» и дополнявшую её ноту, Китай окончательно утратил свой суверенитет над Внешней Монголией, а царское правительство получило полный контроль над политикой властей региона и его экономикой. Так называемое признание русскими «сюзеренитета» Китая над Внешней Монголией, как и признание Россией Внешней Монголии «частью территории Китая», было не более, чем пустым звуком.                                                                                                                                                      Подписав «Русско-китайскую декларацию» и дополнявшую её ноту, Россия наметила новое соглашение, на сей раз с Китаем и с Монголией, заключение которого должно было полностью удовлетворить российские аппетиты в отношении Внешней Монголии. Видимо, будучи в «тисках» России, Пекинское правительство вынужденно согласилось на заключение такого рода  отдельного трёхстороннего соглашения по вопросу «автономии» Внешней Монголии.                                                                                                                                       Между тем  власти Урги по-прежнему оставались крайне недовольны отсутствием у них статуса «независимости» из-за навязанного им Россией статуса «автономии» и в связи с этим полагали, что на этот раз «монголам нет необходимости участвовать в трёхсторонних русско-китайско-монгольских переговорах». После подписания «Русско-китайской декларации» и дополнявшей её ноты власти Урги продолжали говорить о «полном отделении от Китая», о «включении Внутренней Монголии в состав Внешней Монголии», о «создании независимой Монголии, включающей Внутреннюю Монголию», отказываясь «подчиняться китайскому сюзеренитету». Но и они, ургинские власти, находясь в российских «тисках», также в итоге были вынуждены принять участие в русско-китайско-монгольских трёхсторонних переговорах.                                                                                                                                                                                                                              Трёхсторонние переговоры стартовали в Кяхте 8 сентября 1914 года.  Полномочным спецпредставителем России на этих переговорах являлся российский генконсул в Урге Миллер, спецпредставителем Внешней Монголии – её министр внутренних дел (которого впоследствии заменил заместитель министра юстиции Внешней Монголии Ширяин Дамдин Чакдурчжаб), полномочными спецпредставителями Пекинского правительства являлись дутун (командир знамённого корпуса цинской армии) Би Гуйфан и китайский посланник в Мексике Чэнь Лу.                                                                               Переговоры проходили в крайне неблагоприятных для Китая условиях. Во-первых, вынужденно подписав ранее «Русско-китайскую декларацию» и дополнявшую её ноту,  Китай оказался связан по рукам и ногам, во-вторых, в тот момент японские войска захватили город Цзяочжоу в китайской провинции Шаньдун и выдвинули ультимативные «21 условие» Китаю, в результате чего китайско-японские отношения стали как никогда напряжёнными, а Пекинское правительство полностью утратило политическую инициативу, и, в-третьих, поскольку власти Внешней Монголии были марионеткой России, их представители на переговорах искали поддержки у русских, занимая непримиримую позицию по отношению к Китаю.                                                                                                              Переговоры в Кяхте продолжались девять месяцев, в ходе них состоялось 48 официальных заседаний и не менее 40 встреч, стороны ожесточённо спорили друг с другом. В отношении Китая Россия на переговорах действовала угрозами и давлением, не признавала никаких контрдоводов, вела себя вероломно, демонстрируя ненасытность своих политических требований, даже угрожая прервать переговоры и таким образом добиваясь от Китая безоговорочного принятия своих условий.                                                                                   7 июня 1915 года представители Китая, России и марионеточных властей Внешней Монголии заключили в Кяхте «Кяхтинский договор»/«Трёхстороннее соглашение России, Китая и Монголии об автономии Внешней Монголии» (оригинальное название).                      В «Кяхтинском договоре» было 22 статьи, вот их основное содержание: Первое. «Статья 2. Внешняя Монголия признаёт над собой сюзеренитет Китая. Россия и Китай признают автономию Внешней Монголии, составляющей часть китайской территории»; Второе. «Статья 3. Автономная Монголия не имеет права заключать с иностранными  державами международных договоров, касающихся политических и территориальных вопросов», однако при этом признавалось исключительное право автономного правительства Внешней Монголии «… ведать всеми делами своего внутреннего управления, а равно и заключать с иностранными державами международные договора и соглашения по всем вопросам, касающимся торговли и промышленности автономной Монголии (Статья 5)»;Третье. «Статья 12. … китайские купцы будут уплачивать все установленные и могущие быть впредь установленными в автономной Внешней Монголии виды внутреннего торгового обложения… Иностранные же товары, ввозимые во Внутренний Китай из автономной Внешней Монголии, облагаются таможенными пошлинами, установленными (китайско-российским) Договором о сухопутной торговле 1881 года (7-го года правления Гуан-сюй)»; Четвёртое. «Статья 13. Гражданские и уголовные дела, возникающие между китайскими подданными, проживающими в автономной Внешней Монголии, будут рассматриваться и решаться китайским сановником в Урге и его помощниками в других местностях автономной Внешней Монголии», «Статья 14. Гражданские и уголовные дела, возникающие между монголами автономной Внешней Монголии и проживающими в этой стране китайскими подданными, будут рассматриваться и решаться совместно китайским сановником в Урге и его помощниками в других местностях автономной Внешней Монголии или уполномоченными ими на то лицами и монгольскими властями… Виновные наказываются по своим собственным законам….»                                                                                                                                                                                                                                          «Монголо-русское соглашение о дружбе» и сопутствовавшие ему «Особые правила ведения торговли», «Русско-китайская декларация» и дополнявшая её нота позволили России добиться для себя привелегий на территории Внешней Монголии, а «Кяхтинский договор» обеспечил правовое закрепление этих привелегий, что стало важным успехом агрессивной экспансионистской политики России в отношении Китая. Хотя в «Кяхтинском договоре» Россия не поддержала прямое требование знати Внешней Монголии о создании «независимого государства» и согласно положениям этого договора Внешняя Монголия была ограничена «автономией» в пределах единого Китайского государства, однако на самом деле такая «автономия» носила номинальный характер.

Причины, побудившие Россию срежиссировать обретение Внешней Монголией статуса «автономии».                                                                                                                                                      Когда в декабре 1911 года Внешняя Монголия провозгласила полное отделение от Китая и «независимость», Россия не только не поддержала этот шаг, а наоборот, только и делала, что «запихивала» регион в статус «автономии», предполагавший номинальное признание сюзеренитета Китая. В чём были причины такой политики России?                                                                                                                                                                                                                                                 Первое. В конце 19-го – начале 20-го веков китайский народ решительно выступил против агрессии иностранных государств, в связи с чем великие державы осознали невозможность покорить и расчленить Китай, кроме того, великие державы были неспособны эффективно способствовать урегулированию внутрикитайских противоречий.  Поэтому в тех политических условиях признание независимости  Внешней Монголии от Китая обрекло бы Россию на внешнеполитические нападки. В этой связи министр иностранных дел Российской Империи Сазонов 15 августа 1912 года на заседании царского правительства отметил, что, Россия «может предлагать всё, что не затрагивает статус «автономии» Внешней Монголии», поскольку в противном случае «это усилит конкуренцию между нами и теми странами, которые соперничают с нами в Китае. И тогда они непременно приложат все усилия, чтобы подтолкнуть Китай к новым попыткам восстановить своё господство над Монголией или по меньшей мере категорически потребовать для чиновников и подданных Китая таких же привилегий, которые уже имеются у русских в Монголии».                                                                                                                                         Второе. В тот момент Россию беспокоила ситуация на Ближнем и Среднем Востоке, и она была не способна одновременно с этим проводить активную политику во Внешней Монголии. Когда в августе 1911 года делегация знати четырёх аймаков Внешней Монголии прибыла в Санкт-Петербург с прошением о покровительстве и поддержке независимости региона от Китая, товарищ министра иностранных дел Российской Империи Нератов заметил:»Делегация прибыла в неподходящий момент».  А в протоколе специального совещания царского правительства по вопросам Дальнего Востока, состоявшегося 17 августа 1911 года, на котором обсуждалась политика России в отношении Внешней Монголии, было записано следующее:»В настоящее время императорское российское правительство вынуждено участвовать в разрешении неотложных проблем на Ближнем и Среднем Востоке, следовательно активность в Монголии ослабит наше влияние в этих регионах, что крайне нежелательно».                                                                                                                                                                                                       Из-за углубления противоречий, в том числе на Ближнем и Среднем Востоке, великие европейские державы, сами того не желая, шаг за шагом всё ближе оказывались к мировой войне. В этой ситуации Россия могла рассчитывать лишь на «мирное» расширение своих привилегий во Внешней Монголии, на сохранение уже сложившихся торговых связей в этом регионе, совершенно не желая создавать здесь новый очаг напряжённости в случае признания де-юре независимости Внешней Монголии. Ведь полный и открытый разрыв Внешней Монголии с Китаем, чреватый вводом китайских войск в регион для восстановления господства метрополии, сделал бы неизбежным направление и российских войск для «защиты» Внешней Монголии, а военный конфликт серьёзно повредил бы торговым интересам России.                                                                                                                                                   Третье. Поддержка Россией независимости Внешней Монголии могла привести к ухудшению российско-японских отношений. После Русско-японской войны Россия изменила свою политику агрессии в Китае, перейдя от прямого соперничества с Японией за интересы в Китае к направленному против Китая сговору с Японией, в результате чего были заключены несколько российско-японских секретных соглашений, согласно которым Россия и Япония разделили сферы влияния в Северо-Восточном Китае и во Внутренней Монголии. Слабая военно-феодальная Российская Империя хорошо понимала, что в процессе своей экспансии в Китае не выдержит нового вооружённого конфликта с Японией, и поэтому 8 июля 1912 года заключила третью (после 1907 и 1910 годов) «Русско-японскую секретную конвенцию», в соответствии с которой по пекинскому меридиану (116 градусов 27 минут восточной долготы) была проведена условная линия разграничения, к востоку от которой находилась зона специальных интересов Японии во Внутренней Монголии, а к западу – зона специальных интересов России во Внутренней Монголии. То есть в вопросах, касавшихся Внутренней Монголии, у России уже имелись обязательства перед Японией, и если бы в тот момент русские поддержали де-юре независимость Внешней Монголии, её политические силы сделали бы всё для создания «Великой Монголии», включавшей в себя и Внутреннюю Монголию тоже, что неизбежно привело бы к напряжённости в российско-японских отношениях, а этого царское правительство стремилось избежать всеми силами.                                                                                      Таким образом поддержка независимости Внешней Монголии была крайне невыгодна для агрессивной стратегии России в этом регионе, и наоборот – сохранение статуса «автономии» Внешней Монголии помогало России изолировать и контролировать её, превращая в свою вотчину. Цель царского правительства заключалась в том, чтобы единолично господствовать во Внешней Монголии. В случае же её полного отделения от Китая в Урге обязательно были бы открыты дипломатические миссии иностранных государств, и началась бы борьба между другими державами и Россией за господство в этом регионе. То есть отделившаяся от Китая, полностью независимая Внешняя Монголия стала бы ареной соперничества различных государств, а экономической конкуренции сильно отстававшая от Запада феодально-монархическая Россия ни за что не выдержала бы.  Вот поэтому Россия и стремилась сдержать процесс обретения Внешней Монголией полной независимости, препятствуя установлению ею дипломатических и экономических отношений с другими великими державами. Вариант «автономии» Внешней Монголии с «видимостью сохранения китайского господства» был оптимальным для России. Внешняя Монголия формально сохраняла связи с метрополией, «оставаясь под сюзеренитетом слабого Китая». Политика России в отношении Внешней Монголии была ясно определена в статье 2 заключённого 3 ноября 1912 года «Монголо-русского соглашения о дружбе»:»Прочие иностранцы в Монголии не могут обладать бОльшими правами, чем обладают русские». А российский министр иностранных дел Сазонов категорически возражал против намерений властей Внешней Монголии «вести дипломатические переговоры с великими державами и рассчитывать на то, что иностранные правительства направят в Монголию своих дипломатических представителей», всячески препятствовал направлению монгольских дипломатических представителей в другие государства. Сазонов также полагал, что торговые отношения Внешней Монголии с другими государствами «возможны настолько, насколько это позволяют интересы России».                                                                                                                                                     Ещё одной причиной того, почему Россия не поддержала провозглашение Внешней Монголией полного отделения от Китая, было опасение относительно возникновения на российских восточных границах мощной «Великой Монголии», помимо Халхи, включающей Внутреннюю Монголию и прилегающую к Тибету китайскую провинцию Цинхай, которые входили в сферу специальных интересов соответственно Японии и Великобритании. Но ещё серьёзнее было то, что обширная «Великая Монголия», предполагавшая объединение всех монгольских народов, могла возникнуть у границ далёкой Сибири, где у России сил было мало, а на обширных забайкальских просторах проживают родственные монголам буряты, К примеру, полномочный представитель России в Монголии Коростовец, имея в виду проживающих в Забайкалье родственных монголам бурятов, открыто заявлял монгольской стороне:»Если хотите объединить всех монголов, будьте готовы воевать и с Китаем и с Россией».                                                          Власти Внешней Монголии упрямо заявляли об объединении с Внутренней Монголией и об отмене сюзеренитета Китая, и это стало основным содержанием российско-монгольских контактов, однако Россия не уступала требованиям монголов и категорически отказывалась идти им навстречу, в конце-концов добившись от Внешней Монголии принятия ею статуса «автономии» под сюзеренитетом Китая.                                                                                                                                              Исторические факты свидетельствуют о том, что в период Синьхайской революции Россия не поддержала провозглашение Внешней Монголией своей независимости,  однако статус «автономии», который Внешняя Монголия обрела по российскому сценарию, ни в коей мере не означал ни «заботу» России о сохранении сюзеренитета Китая над регионом, ни «заботу» об интресах самОй Внешней Монголии. Россия в тот момент повела себя именно так потому, что статус «автономии» Внешней Монголии позволял русским в максимальной степени обеспечивать свои агрессивные интересы в регионе, обеспечивать изоляцию Внешней Монголии и российский контроль нал ней, её превращение в исключительный протекторат и объект грабежа России. Под лозунгом «посредничества» между Китаем и Внешней Монголией Россия с одной стороны подстрекала и принуждала знать Внешней Монголии отойти от Китая и «пасть» в царские «объятия», а с другой стороны сохраняла видимость сюзеренитета Китая над регионом для того, чтобы изолировать его от остального мира и самой безраздельно его контролировать. Внешнеполитическое коварство России в ситуации вокруг Внешней Монголии было очевидно.                                                                                                                                                                                                                                                                                                    Сущность «автономии» Внешней Монголии.                                                                                                            Неофициально российские власти признавали, что на самом деле «автономия» Внешней Монголии представляла собой её полное отделение от Китая и её фактическую независимость. Так, министр иностранных дел Российской Империи Сазонов не раз отмечал, что «автономия» Внешней Монголии и «признание сюзеренитета Китая над Внешней Монголии не более, чем правовые понятия». Сазонов также говорил:»Хотя сюзернитет Китая сохраняется, везде, кроме вопросов, касающихся её внешней политики и  территории, Монголия фактически независима». Убеждая знать Внешней Монголии согласиться на статус «автономии», российский диппредставитель в Урге Миллер говорил:»Сюзеренитет Китая исключительно номинален». Приведённые высказывания наилучшим образом свидетельствуют о фиктивности «автономии» Внешней Монголии, срежиссированной Россией. Так называемая «автономия» на деле представляла собой вывеску, скрывавшую фактическое отделение Внешней Монголии от Китая.                                                                                                                         Сюзеренитет над Внешней Монголией, который Россия оставила Китаю, был иллюзией, фикцией, это становится понятно при анализе  «Монголо-русского соглашения о дружбе»/»Соглашения между Россией и Монголией об автономии Внешней Монголии» 1912 года и сопутствовавших ему «Особых правил ведения торговли»/»Протокола к соглашению между Россией и Монголией об автономии Внешней Монголии»; при анализе «Русско-китайской декларации»/»Декларации России и Китая о признании автономии Внешней Монголии» 1913 года и дополнявшей её ноты; при анализе «Кяхтинского договора» /«Трёхстороннего соглашения России, Китая и Монголии об автономии Внешней Монголии» 1915 года.                                                                                                       Так, в «Монголо-русском соглашении о дружбе» 1912 года (Статья 1) было определено, что Россия поможет Монголии «сохранить установленный ею автономный строй», «сохранить право содержать своё национальное войско», «не допускать на свою территорию китайских войск»,»не допускать колонизацию своих земель китайцами».  А в сопутствовавших этому «Соглашению» «Особых правилах ведения торговли» было определено, что «русские подданные по-прежнему пользуются правом свободно проживать и передвигаться во всех местах Монголии, заниматься там всякого рода торговыми, промышленными и иными делами… (Статья 1)»; «Русским подданным предоставляется право повсеместно в городах и хошунах занимать участки на срок и приобретать их в собственность для устройства разного рода торгово-промышленных заведений, а также постройки домов, лавок и складов. Кроме того, русские подданые имеют право арендовать для распашек свободные земли… (Статья 6)»;  «Русским подданным по-прежнему принадлежит право во всякое время ввозить и вывозить без уплаты ввозных и вывозных пошлин всякого рода произведения почвы и промышленности России, Монголии и Китая и других стран и свободно торговать ими без уплаты каких бы то ни было пошлин, налогов или иных сборов…(Статья 2)»; «Русские кредитные учреждения имеют право открывать в Монголии свои отделения и совершать всякого рода финансовые и иные  операции как с отдельными лицами, так и с учреждениями и обществами» (Статья 3)»; «За русскими подданными сохраняется право учреждать на свой счёт, для пересылки писем и перевоза товаров, почту, как между разными местностями в Монголии, так и между сказанными местностями и пунктами на российской границе, по соглашению с монгольским правительством… (Статья 10)»; «Русским подданным предоставляется право плавать на своих торговых судах и торговать с прибрежным населением по рекам, текущим сперва по Монголии и затем по русской территории, и по притокам этих рек… (Статья 12)»; «Российское правительство имеет право назначать, по соглашению с монгольским, своих консулов в те места Монголии, где это им признано будет необходимым… (Статья 8)»; «В пунктах, где имеются российские консульства, а также в других местностях, имеющих значение для русской торговли, будут отводимы, по соглашению между российскими консулами и монгольским правительством, для проживания и разного рода промыслов русских подданных, особые фактории, которые будут находиться в исключительном заведывании означенных консулов, а там, где их нет, – старшин русских торговых обществ.(Статья 9)».

В 1913-1914 годах Россия заключила с властями Урги ряд соглашений: о содействии России в подготовке армии Внешней Монголии и о закупке Внешней Монголией российского вооружения; о предоставлении Внешней Монголии российских кредитов; о добыче полезных ископаемых; о прокладке линий электропередач; о строительстве железных дорог. Таким образом в результате заключения «Монголо-русского соглашения о дружбе» Внешняя Монголия фактически оказалась полностью контролируемой Россией её квазиколонией и протекторатом. Россия получила во Внешней Монголии неограниченные права, а «сюзеренитет» Китая над Внешней Монголией был начисто выхолощен.                                                                                                                             В результате заключения в 1913 году «Русско-китайской декларации» и дополнявшей её ноты Китай под давлением России фактически признал «Монголо-русское соглашение о дружбе» и сопутствовавшие ему «Особые правила ведения торговли». В «Русско-китайской декларации» Россия формально оставила Китаю право «сюзеренитета» над Внешней Монголией, а фактически получила взамен невиданные права для контроля и грабежа региона.                                                                                                                                                                И наконец «Кяхтинский договор» 1915 года ещё раз закрепил сложившиеся к тому времени захватнические права России во Внешней Монголии.  Согласно Статье 4  «Кяхтинского договора» «Титул «богдо чжэбцзун дамба хутухта хан Внешней Монголии» жалуется президентом Китайской Республики…», а согласно статье 7 этого договора «При предусмотренном… Китайском сановнике в Угре будет состоять военный конвой численностью не больше 200 человек, при его помощниках в Улясутае, Кобдо и Монгольской Кяхте военные конвои не будут превышать 50 человек каждый. В случае назначения, по соглашению с автономным правительством Внешней Монголии, помощников китайского сановника в другие местности Внешней Монголии, военные конвои при них не будут превышать 50 человек каждый».  Однако, кроме этих оставленных Китаю номинальных прав, больше от его суверенитета над Внешней Монголией и его других прав в этом регионе ничего не оставалось.                                                                                                                                                                  Таким образом созданная Россией «автономия» Внешней Монголии на самом деле означала фактически полное отделение региона от Китая.                                                                                 Внешняя Монголия, – часть китайской территории по соседству с Россией, была отсталой, крайне бедной, захолустной провинцией  между китайской метрополией и алчной военно-феодальной Российской Империей. В тот период она не располагала потенциалом для того, чтобы быть независимой или автономной, в тот период её отделение от Китая и провозглашение ею независимости неизбежно толкало её в удушающие объятия Царской России. Это обычное явление в политике. Некоторые подкупленные Россией представители феодальной знати Внешней Монголии вели дело к расколу единого Китая, продавшись России и грезя независимостью «Великой Монголии». Однако, когда Внешняя Монголия на самом деле обрела независимость, она превратилась в откровенного вассала России, а когда у неё был статус «автономии», Россия тоже господствовала в ней, но это господство носило тогда специфический характер.                                                                                                                                    Об этом же говорят и западные историки, например, Филлипс:»Деколонизация (Внешней) Монголии привёла к её превращению в  колонию России». (См. G.D.R. Филлипс, «Россия, Япония и Монголия», Лондон, 1942, стр.23). Ещё один учёный, Пэйн написал по поводу «Кяхтинского договора» 1915 года:»Трёхстороннее соглашение 1915 года восстановило  местную автономию Внешней Монголии, однако это была автономия под властью нового господина – России, сменившей Китай».  (См. S.C.M.Пэйн, «Империи-конкуренты, Китай, Россия и их спорные границы», М.Е.Шарп Инко, 1990, стр.288).                                                                                                  Когда шумиха с провозглашением независимости Внешней Монголии только набирала обороты, изгнанный монгольской знатью из Урги китайский амбань Сандо отмечал:»Россия глубоко укоренилась во Внешней Монголии, её отсюда не выгонишь, и остаётся констатировать, что этот регион фактически принадлежит России». В своём докладе министру иностранных дел Японии японский генконсул в городе Шэньян провинция Ляонин писал:»(Внешняя) Монголия без сомнения находится в руках русских. Её независимость полностью контролируется русскими, причём, контролируется в разы больше, чем находящиеся у русских природные богатства – земля, ископаемые – трёх провинций Северо-Восточного Китая». А вот высказывания по поводу состряпанной Россией «автономии» Внешней Монголии от представителя верхушки знати Внешней Монголии. Так, принимавший участие в заключении «Монголо-русского соглашения о дружбе» Цэрэнчимэд заявлял представителям российской стороны:»Так называемое русско-монгольское соглашение не имеет практического значения для монголов, оно обрекает монголов на положение «между молотом и наковальней»». Цэрэнчимэд также сказал:»Смысл этого соглашения без сомнения в том, чтобы Россия без шума взяла Монголию под своё покровительство, ну, как это было в отношении Бухары или Кореи». Понятно, что знать Внешней Монголии тоже считала срежиссированную Россией  «автономию» Внешней Монголии фактической формой «правления России» в регионе.                                                                                                                                    Если этих высказываний недостаточно, можно ознакомиться с неофициальными оценками по поводу «автономии» Внешней Монголии того, кто был ключевой фигурой в её режиссуре, — министра иностранных дел Российской Империи Сазонова. На заседании императорского российского правительства 15 августа 1912 года, где обсуждалось будущее «Монголо-русское соглашение о дружбе», Сазонов, излагая суть политики России в отношении Внешней Монголии, сказал, что Внешнюю Монголию необходимо превратить в «слабое в военном отношении, но зависимое от нас государство». Это высказывание Сазонова долгое время определяло политику России в отношении Внешней Монголии. Концентрированный смысл этой политики заключался в том, что сфабрикованная Россией «автономия» Внешней Монголии на самом деле была прикрытием «российского господства» в регионе.                                                                                                                                                       В период 1911-1915 годов отделение Внешней Монголии от Китая руками России являлось основным содержанием китайско-российских отношений того времени, «чёрной страницей» в отношениях двух стран. Последствия этих события нанесли ущерб отношениям России и Китая на многие десятилетия вперёд».

 

 

О статусе Халхи в первые годы после Великой Октябрьской социалистической революции рассказывалось в частности в статье  исследователя НИИ новой истории Китайской Академии общественных наук Ли Цзягу 李嘉谷 “Начальный этап китайско-советских отношений после Октябрьской революции» “十月革命后的早期中苏关系”, опубликованной 30 июня 2004 года в №27 ежемесячного журнала «21-й век», выходящего в Пекине с 1994 года под эгидой Комсомола Китая.

В статье, написанной в традиционном для современных китайских историков стиле обвинений Царской и Советской России в нарушении суверенитета Китая от отношении Халхи,  в частности сообщалось следующее:

«Созданная в 1912 году Китайская Республика провозгласила союз пяти народов: хань, маньчжуров, монголов, китайских мусульман, тибетцев; на государственном флаге Китайской Республики каждый из пяти этих народов символизировала цветная полоса: хань – красная, маньчжуров – жёлтая, монголов – синяя, китайских мусульман – белая, тибетцев – чёрная.  Признав правительство Юань Шикая и предоставив ему кредит в качестве приманки, Царская Россиия вынудила это предательское правительство заключить два договора: 5 ноября 1913 года «Русско-китайскую декларацию»/»Декларацию России и Китая о признании автономии Внешней Монголии» (оригинальное название) и 7 июня 1915 года «Кяхтинский договор»/»Трёхстороннее соглашение России, Китая и Монголии об автономии Внешней Монголии» (оригинальное название), в результате чего Внешняя Монголия обрела статус автономии при сохранившемся сюзеренитете над ней Китая.

В августе 1919 года именитые аристократы трёх аймаков Внешней Монголии тайно обратились к уполномоченному китайского правительства по военным и гражданским делам (амбаню) в Урге Чэнь И и высказались за отмену статуса автономии Внешней Монголии, за восстановление полного суверенитета Китая над ней, а также обратились с просьбой к центральному правительству в Пекине помочь противостоять влиянию Советской России. 22 ноября 1919 года  Пекинское правительство опубликовало указ президента Китайской Республики «Снисходя к просьбам»  об отмене статуса автономии Внешней Монголии. 5 октября 1920 года МИД Пекинского правительства направил ноту  иностранным посланникам в Китайской Республике, в которой было сказано:»После того, как Внешняя Монголия сама отказалась от статуса автономии, отныне в ведении центрального правительства Китая находятся суверенные права в отношении всех рудников и дорог на её территории. С этого момента граждане иностранных государств, как официальные лица, так и коммерсанты, не могут без согласия центрального правительства Китая заключать частные договора о предоставлении ссуды представителям аристократии Внешней Монголии под залог любых их прав на рудники, имущество, дороги. В случае совершения подобных действий без согласия центрального правительства Китая все такого рода частные договора считаются недействительными».                                                                                                                         Не взирая на возражения китайского центрального правительства, РСФСР и Дальневосточная республика (ДВР) в 1921 году ввели свои войска на территорию Внешней Монголии, 6 июля 1921 года эти войска вошли в Ургу и 12 июля 1921 года привели к власти «Народно-революционное правительство Монголии». 5 ноября 1921 года РСФСР произвольно заключила в Москве с «Народно-революционным правительством Монголии» «Соглашение об установлении дружественных отношений между Россией и Монголией».

Пекинское правительство потребовало, чтобы РСФСР и ДВР вывели свои войска с территории Внешней Монголии, однако они нашли предлог, чтобы не делать этого. 31 августа 1922 года Политбюро ЦК РКП(б) направило указание чрезвычайному и полномочному представителю РСФСР в Китае Иоффе:»Вопрос государственно-правового статуса Монголии и вывода советских войск из Монголии должен решаться в рамках трёхстороннего соглашения между РСФСР, Китаем и Монголией. Без участия самой Монголии решать этот вопрос не следует. И здесь нет никакого противоречия с тем, что мы признаём суверенитет Китая в отношении Монголии».

Абсолютно понятно, что вторжение войск Советской России на территорию Внешней Монголии и вмешательство Советской России в дела Внешней Монголии являлось нарушением суверенитета Китая, вмешательством во внутренние дела Китая. Более того, то, что Внешняя Монголия – часть территории Китая, являлось фактом, признанным мировым сообществом, а потому то, как Китай решал вопрос национальных отношений в пределах собственной территории, целиком и полностью являлось внутренним делом самого Китая, не предполагавшим иностранного вмешательства.

20 ноября 1922 года лидер чжилийской группировки бэйянских (северокитайских) милитаристов У Пэйфу в письме Иоффе сообщал:»Монголия принадлежит Китаю, центральное правительство Китая с уважением относится к чаяниям монгольского народа и не нуждается в содействии внешних сил. Центральное правительство Китая не признаёт так называемое правительство Монголии, а потому китайскому правительству сложно признать имеющими силу соглашения, заключённые этим правительством Монголии с Советским правительством».                                                                                                                                               Стремясь оказать давление на Пекинское правительство в монгольском вопросе, СССР воспользовался тем, что Сунь Ятсен просил помощи у советской стороны в осуществлении его (Сунь Ятсена) планов в Северо-Западном Китае, и добился согласия Сунь Ятсена на включение в текст  совместного заявления Сунь Ятсен — Иоффе от 26 января 1923 года следующего положения:»Господин Иоффе официально заявляет доктору Суню (к удовлетворению последнего), что у существующего правительства России не было стремления проводить империалистическую политику во Внешней Монголии или вызвать её отпадение от Китая, как нет ни смысла, ни целей в проведении такой политики. В связи с этим доктор Сунь полагает, что необходимости в немедленном выводе советских войск из Внешней Монголии не имеется. Такой шаг по мнению доктора Суня затронет практические интересы Китая, ибо в случае немедленного вывода советских войск существующее Пекинское правительство будет не в состоянии препятствовать враждебным замыслам и враждебным действиям белогвардейцев, направленным против Красной России, что лишь усугубит ситуацию».

После многократных китайско-советских переговоров 31 мая 1924 года было заключено «Соглашение об общих принципах для урегулирования вопросов между Союзом ССР и Китайской Республикой», в статье 5 которого было определено:»Правительство Союза ССР признаёт, что Внешняя Монголия является составной частью Китайской Республики и уважает там суверенитет Китая.                                                         Правительство Союза ССР заявляет, что как только вопросы об отозвании всех войск Союза ССР из Внешней Монголии, а именно о предельном сроке отозвания этих войск и о мерах, имеющих быть принятыми в интересах безопасности границ, будут согласованы на конференции, указанной в статье 2 настоящего Соглашения, оно осуществит полное отозвание всех войск Союза ССР из Внешней Монголии».

(А.Ш: Государство Монгольская Народная республика (МНР) существовало с 26 ноября 1924 года до 12 февраля 1992 года. В ноте правительства СССР правительству МНР от 24 января 1925 года было сказано:»Правительство СССР считает, что пребывание советских войск в пределах Монгольской Народной республики уже не вызывается необходимостью»).

Тем не менее, впоследствии советское правительство не прекратило своих попыток отколоть Внешнюю Монголию от Китая, заключая различные договора и соглашения с Монголией за спиной центрального правительства Китая. В 30-е годы был заключён очередной советско-монгольский «Протокол о взаимной помощи», в соответствии с которым СССР, игнорируя суверенитет Китая, направил войска на территорию Внешней Монголии. (А.Ш.: Советско-монгольский «Протокол о взаимной помощи» заключён в Улан-Баторе 12 марта 1936 года сроком на 10 лет).

В результате заключения в феврале 1945 года СССР, США и Великобританией за спиной Китая «Секретного соглашения в Ялте» и в ходе проведения в июле-августе 1945 года китайско-советских переговоров о заключении двустороннего межгосударственного договора правительство Китая было вынуждено признать независимость Внешней Монголии, что явилось примером безраздельного применения политики силы на международной арене в отношении Китая».

 

Гоминьдановский Китай и Япония не признавали Монгольскую Народную республику. Чан Кайши в 30-е годы неоднократно говорил, что следует поставить вопрос о «возвращении Внешней Монголии, которая до сих пор находится под гнётом красных». Япония, захватив Маньчжурию осенью 1931 года, заявляла, что «не желает допустить существования такой двусмысленной территории, каковой является Монголия»; наиболее масштабной военной провокацией японской армии на маньчжуро-монгольской границе стал конфликт на Халхин-Голе в 1939 году.

Однако, что бы ни утверждали современные китайские историки, именно благодаря последовательной внешнеполитической позиции Советского Союза  сначала Великобритания и США признали суветенитет МНР в ходе Ялтинской конференции в феврале 1945 года, а затем в ходе заключения советско-китайского Договора о дружбе и союзе в августе 1945 года Китайская Республика выразила принципиальное согласие признать суверенитет МНР.                                                                                                                   20 октября 1945 года по итогам плебисцита население МНР  высказалось за государственную независимость, а в январе 1946 года Национальное правительство Китайской Республики вынуждено было официально признать независимость МНР. Таким образом было окончательно покончено с зависимостью Халхи в той или иной форме и в той или иной степени от Китайского Государства на протяжении двух с половиной веков.

В 1936 году Мао Цзэдун в беседе с американским журналистом Сноу заявлял, что после победы китайской революции МНР должна автоматически стать частью Китая. Поэтому даже после установления дипломатических отношений между КНР и МНР 16 октября 1949 года Мао Цзэдун официально, но безрезультатно обращался к СССР с просьбой содействовать включению МНР в состав КНР на правах автономии. 15 февраля 1950 года, на следующий день после заключения советско-китайского Договора о дружбе, союзе и взаимной помощи, было зафиксировано положение, согласно которому «оба правительства констатируют полную гаранию независимого положения Монгольской Народной Республики». Тем не менее в ходе визита советской партийно-правительственной делегации в КНР в октябре 1954 года китайская сторона снова поставила вопрос о включении МНР в состав Китая, однако руководство СССР обсуждать его отказалось.

26 декабря 1962 года КНР и МНР заключили договор о границе, согласно которому территориальных споров между двумя государствами более не должно было быть, однако уже в 1964 году в беседе с делегацией японских социалистов Мао Цзэдун заявил, что МНР должна быть «возвращена» Китаю, а в годы «культурной революции» в КНР заговорили о непризнании договора о границе с МНР.

С 1969 до 1978 года китайские войска по официальным данным МНР более 400 раз нарушали китайско-монгольскую границу. На некоторых официально изданных в КНР картах, например, в опубликованном в 1978 году учебнике по истории Китая, вся Монголия изображалась как часть Китая, а в изданном в конце 1979 года китайском официальном справочнике на английском языке приводился список территорий, «исторически принадлежащих Китаю», где наряду с советскими Приамурьем, Приморьем, частью Казахстана и Средней Азии была указана и МНР.

Выполняя категорическое условие Китая по устранению «трёх больших препятствий», необходимое для нормализации советско-китайских отношений, советская сторона 15 мая 1989 года, в первый день визита Горбачёва в КНР, объявила  о частичном выводе из МНР 39-й армии ВС СССР, а в декабре 1992 года российские войска окончательно покинули монгольскую территорию.                                                        Со вступлением в силу 12 февраля 1992 года новой монгольской Конституции Монгольская Народная республика стала называться «Монголия».

 

Часть 3. Китай и Синьцзян: от Синьхайской революции до настоящего времени.

 

Как в частности сообщают авторы китайской книги «Синьцзян, китайская земля: прошлое и настоящее»:

«После падения Цинской монархии 12 февраля 1912 года республиканское правительство Юань Шикая в Пекине назначило губернатором Синьцзяна Ян Цзэнсиня, в июле-сентябре 1912 года боевые действия на территории региона, начавшиеся в ходе Синьхайской революции, были прекращены, и все конфликтующие стороны признали статус назначенного Пекином губернатора.                     Ян Цзэнсинь проводил политику изоляционизма Синьцязна не только по отношению к иностранным государствам, но даже по отношению ко внутренним регионам Китая, тем самым Синьцзян был избавлен от войн между китайскими милитаристами на остальной территории страны. Отказался Ян Цзэнсинь и от инициатив стран Антанты присоединиться к борьбе против Советской России. Более того, в ответ на мятежи русских белогвардейцев, осевших в Синьцзяне,  Ян Цзэнсинь разрешил ввод войск РККА на территорию региона, в период с мая по август 1921 года они совместно с вооружёнными формированиями синьцзянского губернатора разгромили и изгнали белогвардейцев из региона. Ранее, в мае 1920 года, Синьцзян заключил временный торговый договор с РСФСР. В октябре 1924 года Синьцзян и СССР с санкции Бэйянского (северного) правительства Китайской Республики в Пекине заключили соглашение об открытии пяти консульств с обеих сторон. Во внутренней политике Ян Цзэнсинь следовал принципу взаимного сдерживания ханьцев и мусульманских народов, привлекая к управлению регионом людей разных национальностей.

В апреле 1928 года к власти в Китайской Республике пришло гоминьдановское правительство в Нанкине, Ян Цзэнсинь признал его, но 7 июля 1928 года был убит, временным главой Синьцзяна стал Цзинь Шужэнь.                                                                                                 В период своего правления он упразднил систему власти местных национальных князей, что обострило национальные противоречия в регионе и привело в феврале 1931 года к массовому антиханьскому восстанию уйгуров и дунган — мусульман-хуэйцев; восставших поддержал милитарист-хуэец из провинции Ганьсу Ма Чжунъин.           12 апреля 1933 года в столице Синьцзяна городе Дихуа (А.Ш.: С 20 ноября 1953 года Дихуа носит современное название — Урумчи) ряд чиновников провинциального правительства перед угрозой штурма города войсками мятежников совершили переворот, вынудив Цзинь Шужэня подать в отставку.

Переворот в Дихуа предоставил шанс Национальному правительству  Китайской Республики в Нанкине вернуть Синьзян из многолетнего состояния политической изоляции под фактический контроль центральной власти Китая. Однако пост дубаня — военно-гражданского главы региона занял Шэн Шицай, в период мятежа имевший под своим командованием многочисленные вооружённые формирования, а в момент переворота занявший выжидательную позицию. Став главой Синьцзяна, Шэн Шицай узурпировал местную власть, вновь «оставив не у дел» центральное правительство в Нанкине, и взял курс на сближение с СССР с целью упрочения своих политических позиций.

27 июня 1933 года Политбюро ЦК ВКП(б) создало специальную комиссиию «для рассмотрения вопросов советской политики в Синьцзяне», которую возглавил К.Е.Ворошилов. 3 августа 1933 года по представлению этой комиссии Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило «Директивы по работе с Синьцзяном».

СССР помог Шэн Шицаю решить три главные проблемы, стоявшие на тот момент перед ним как главой региона: прекращение военным путём междоусобных войн; стабилизация синьцзянского общества и синьцзянской экономики; изменение внутренней политики с целью смягчения межнациональных противоречий.

12 ноября 1933 года в городе Кашгар на территории Южного Синьцзяна  была образована сепаратистская Исламская республика Восточного Туркестана (ИРВТ) (А.Ш.: ИРВТ существовала с 12 ноября 1933 года до 6 февраля 1934 года). По просьбе Шэн Шицая в ноябре 1933 года части РККА, называемые «Тарбагатайской добровольческой армией», под видом белогвардейцев были введены в Синьцзян, к концу года они разгромили мусульманских мятежников в северосиньцзянском районе Или, после чего были выведены в СССР. В январе 1934 года части РККА, называемые «Алтайской армией», были введены в Синьцзян, разгромили  мусульманских мятежников, осаждавших Дихуа, и в марте 1934 года были выведены в СССР. (А.Ш.: «Алтайская добровольческая армия была сформирована из военнослужащих 13-го Алма-Атинского и 10-го Ташкентского полков ОГПУ СССР, переодетых в белогвардейскую форму). Таким образом благодаря двум этим операциям советских войск в Синьцзяне Шэн Шицай сумел удержаться у власти.

В сентябре 1937 года части РККА вновь были введены в Южный Синьцзян и разгромили остатки мусульманских мятежников, а в 1938 году на территории Синьцзяна были расквартированы кавалерийский полк и авиагруппа РККА.

Помогая Шэн Шицаю стабилизировать экономическую и социальную ситуацию в регионе, СССР с 1935 года направлял в Синьцзян большие группы советников, технических специалистов для работы в провинциальном правительстве, в органах военного управления, общественной безопасности, пропаганды, финансов, связи, в земледельческих, скотоводческих организациях и т.д..  СССР помог синьцзянскому правительству в разработке и осуществлении «трёхлетнего плана экономики», предоставил кредиты, помог наладить финансовую деятельность, восстановить сельское хозяйство, развить индустрию и обрабатывающую промышленность. Советские специалисты помогли Шэн Шицаю в реорганизации его вооружённых формирований, в создании региональных органов общественной безопасности, пограничной охраны, СССР предоставлял синьцзянскому правительству различное военное снаряжение.

С помощью СССР Шэн Шицай разработал новую региональную национальную политику, основанную на принципах национального равноправия и национального примирения. 12 апреля 1934 года  правительство Синьцзяна опубликовало «Декларацию из восьми пунктов», которая начиналась положением о равноправии всех национальностей региона. В 1936 году правительство Синьцзяна приняло программу внутренней политики, в которой также заявлялось о равноправиии всех народов региона. Шэн Шицай проводил политику примирения и умиротворения в отношении местных национальных вождей и влиятельных национальных политических деятелей, в состав провинциального правительства впервые вошло большое число представителей нацменьшинств, заместителем председателя правительства Синьцзяна был избран уйгур, развивалась национальная культура и просвещение национальных меньшинств. В 1934 году в Синьцзяне была создана специальная ревизионная комиссия, занимавшаяся выявлением взяточников и коррупционеров.

В 1938 году отношения СССР и Синьцзяна достигли пика, в августе 1938 года Шэн Шицай трижды тайно посещал Москву и каждый раз его принимал Сталин, в виде исключения Шэн Шицая приняли в ВКП(б) и выдали партбилет за №1859118.

Одновременно Шэн Шицай искал сближения с КПК и неоднократно через советскую сторону передавал послания в Яньань с приглашением китайским коммунистам принять участие в восстановлении Синьцзяна.

После начала полномасштабной китайско-японской войны в июле 1937 с согласия Шэн Шицая в Дихуа было открыто представительство фактически подконтрольной КПК 8-й армии, функционировавшее под руководством представителя КПК в Синьцзяне. Создание представительства 8-й армии означало официальное оформление в регионе единого антияпонского национального фронта КПК и правительства Шэн Шицая. В конце 1937 года  по просьбе Шэн Шицая КПК направила в Синьцзян свыше 100 кадровых работников, занявших руководящие посты в региональных административных и финансовых органах, органах печати, просвещения, культуры и т.д.. Благодаря деятельности китайских коммунистов на территории Синьцзяна успешно функционировала автомобильная дорога, по которой СССР осуществлял поставки в воюющий Китай оружия, медикаментов, прочих материальных ресурсов, персонала. С октября 1937 года по сентябрь 1939 года через территорию Синьцзяна из СССР в Китай было отправлено 985 самолётов, 82 танка, свыше 1300 артиллерийских орудий, более 14 тысяч пулемётов, большое количество военного снаряжения и боеприпасов. В декабре 1940 года СССР прислал в Синьцзян караван из 300 автомобилей с самолётами, артиллерийскими орудиями, военным снаряжением для последующей передачи этих грузов в Китай. С 1942 года через СССР и Синцьзян в Китай поступала материальная помощь из Великобритании».

 

В период антияпонской войны через территорию Синьцзяна в контролируемый КПК Пограничный район на стыке провинций Шэньси-Ганьсу-Нинся (центральный город Яньань)  поступала советская военная помощь и для вооружённых формирований, подконтрольных КПК, о чём, например, рассказывается в статье  преподавателя Института истории Университета Китайской Академии общественных наук Чэнь Кайкэ 陈开科  «Финансовая и военная помощь Советского Союза КПК в период антияпонской войны» “抗战时期苏联对中共的资金、武器援助”

В статье в частности сообщается:

«В октябре 1937 года ЦК КПК направил из Яньани в Синьцзян секретаря председателя Центрального военного совета КПК Чжоу Сяочжоу, в числе поставленных ему задач было поручение обратиться к СССР с просьбой о помощи КПК вооружением и боеприпасами.

СССР нелегально поставлял КПК вооружение и боеприпасы.                Соединявший СССР и Китай автомобильный «коридор», проходивший через Северо-Западный Китая, стал каналом нелегальных поставок вооружения и боеприпасов из Советского Союза для КПК. Непосредственно за военные контакты  между СССР и КПК отвечали представительство ВВС РККА в городе Ланьчжоу провинции Ганьсу, представительство подконтрольной КПК 8-й армии в городе Ланьчжоу провинции Ганьсу, а также представительство подконтрольной КПК 8-й армии в городе Дихуа провинции Синьцзян.                                                                                                                                                                                 Как вспоминал советский военный лётчик-доброволец, Герой Советского Союза Ф.П.Полынин, в то время авиаснабжение из Советского Союза через Северо-Запад Китая осуществлялось по двум маршрутам:»Первый– через город Сиань провинции Шэньси, затем через город Ханькоу провинция Хубэй  в Центральный Китай; второй – в горные районы, где дислоцировалась 8-я армия под командованием Чжу Дэ».                                                                                                                             По воспоминаниям главы представительства 8-й армии в городе Ланьчжоу провинции Ганьсу У Сюцюаня:»В то время ВКП(б) помогала нам материальными ресурсами и воооружением»; «Эти грузы обычно доставлялись автотранспортом протяжённым маршрутом из Советского Союза через Синьцзян, иногда без остановок в Синьцзяне прямым ходом в город Ланьчжоу, откуда наземным транспортом перевозились в освобождённые районы. В этом случае люди из нашего представительства сопровождали груз и показывали дорогу»; «Все машины, перевозившие грузы, следовали по шоссе Ланьчжоу — Сиань, поскольку участок этого шоссе проходил через уезд Чанъу, находившийся в пределах Пограничного района Шэньси-Ганьсу-Нинся. Груз доставлялся до уезда Чанъу, сгружался и передавался дислоцированным там войскам 8-й армии, которые затем доставляли его в Яньань через город Цинъян провинции Ганьсу».                                     Анализируя и сопоставляя китайские и российские мемуарные источники, можно прийти к выводу, что в то время, в период антияпонской войны, Советский Союз действительно нелегально поставлял КПК военные грузы, такие как вооружение, по соединявшему СССР и Китай автомобильному «коридору», проходившему через Северо-Западный Китай. (А.Ш.: Тысячи советских инженерно-технических специалистов помогали Китаю в строительстве и эксплуатации Северо-Западной транспортной автомагистрали по маршруту Сиань (провинция Шэньси) — Ланьчжоу (провинция Ганьсу) — Дихуа (провинция Синьцзян) – Хоргос (КазССР)).

И только ограниченность исторических материалов не даёт возможности до сих пор точно сказать, какое количество военных грузов, включая вооружение, было нелегально поставлено Советским Союзом для КПК в период антияпонской войны.

По данным архива управления дубаня – военно-гражданского главы провинции Синьцзян 21 декабря 1937 года из СССР прибыли пять военных автомобилей с бумагой и сахаром, с 15-ю ящиками винтовок и с 31-м ящиком  патронов, груз передан представительству 8-й армии в городе Дихуа.                                        30 мая 1938 года, как сообщало управление синьцзянского дубаня, в регион прибыли «25 военных автомобилей из Советской России с вооружением и боеприпасами, с товарами и продовольствием, груз передан представительству 8-й армии в Дихуа».                                                                   По данным архива полицейской службы Национального правительства  Китайской Республики с 7 мая 1938 года по 2 июня 1938 года представители Яньани 11 раз посещали советское консульство в городе Дихуа для обсуждения «поставок вооружения».  В то же время, сообщала китайская полицейская служба, «советские военные автомобили с грузами для Яньани не регистрировались в управлении синьцзянского дубаня»; «проследовали три колонны, всего 51 автомобиль, состав груза неизвестен, пронумерованные разногабаритные деревянные ящики, возможно, оружие, убыли сразу». Полицейская служба также сообщала, что «6 августа 1938 года 19 советских военных автомобилей остановились во дворе представительства 8-й армии в Дихуа в ожидании убытия, состав груза неизвестен». В тот же день  по сообщению полицейской службы «ещё 11 советских военных автомобилей с грузом деревянных ящиков, крытых брезентом, с неустановленным грузом проследовали в направлении города Хами». Полицейское управление города Хами в Восточном Синьцзяне пришло к выводу, что «машины союзников без сомнения направляются в Яньань». Также полиция Хами сообщала, что в один из дней «прибыли 8 советских военных автомобилей с грузом боеприпасов, медикаментов, деревянных ящиков. Фамилия сопровождавшего Павловский, он сказал, что везут медикаменты для союзной партии» (А.Ш: То есть для КПК); «водители семи советских военных автомобилей ночевали в представительстве 8-й армии в Дихуа, сказали, завтра убывают, водитель-монгол Гурубал сообщил, что, помимо патронов, везут по большей части пулемёты».                                                                                                                   С учётом этих фактов Национальное правительство Китайской Республики с середины 1938 года начало постепенно ужесточать контроль в отношении советских военных автомобилей и авиарейсов с тем, чтобы воспрепятствовать нелегальным поставкам военных грузов для КПК в качестве помощи из Советского Союза.                                                                                             В то время из-за ухудшения ситуации в Синьцзяне возникли проблемы с поставками советских грузов в контролируемый КПК Пограничный район Шэньси-Ганьсу-Нинся по соединявшему СССР и Китай автомобильному «коридору» в Северо-Западном Китае.          В связи с этим КПК приняла решение «о новом маршруте из района «трёх «бянь» в Северной Шэньси (А.Ш.: «Три «бянь» – уезд Цзинбянь, уезд Динбянь, посёлок Аньбянь на севере провинции Шэньси) через населённые пункты Имэн, Таолиминь до гор Дациншань, далее во Внешнюю Монголию и оттуда в Яньань».                                                                                                     7 января 1945 года в Яньань из Внешней Монголии по данному маршруту прибыл советский груз в составе 400 винтовок и более 60 ящиков с патронами, в апреле 1945 года по этому же маршруту в Яньань были доставлены более тысячи ручных пулемётов советского производства и более тысячи ящиков с боеприпасами. Однако вышеназванные исторические данные пока не нашли подтверждения в архивах КПК».

 

Авторы китайской книги «Синьцзян, китайская земля: прошлое и настоящее» также сообщают:

«С одной стороны Шэн Шицай привлекал членов ВКП(б) и китайских коммунистов к управлению Синьцзяном и к участию в его восстановлении и развитии, а с другой стороны, опасаясь роста их влияния в регионе, оказывал давление на них. В период с 1937 по 1943 год губернатор Синьцзяна трижды проводил чистки, направленные против политических соперников.

С началом Великой Отечественной войны Шэн Шицай стал искать сближения с Чан Кайши и открыто выступать против Советского Союза. В 1942 году губернатор Синьцзяна сфабриковал «дело о мятеже», обвинив в этом ряд китайских коммунистов и генконсула СССР в Дихуа. 17 сентября 1942 года были арестованы свыше 140 членов КПК, работавших в Синьцзяне, а 27 сентября 1943 года по приказу Шэн Шицая и с одобрения Чан Кайши в тюрьме были убиты несколько китайских коммунистов, в том числе брат Мао Цзэдуна Мао Цзэминь».

 

В статье «Первичные исследования причин ухудшения китайско-советских отношений в период войны сопротивления»  “抗战期间中苏关系恶化原因初探”, опубликованной в №4 за 1990 год журнала «Лиши яньцзю»/»Исторические исследования» “历史研究”, китайский историк Ван Чжэнь 王真 называет активное советское присутствие в Синьцзяне одной из причин ухудшения отношений между Китайской Республикой и СССР с началом Великой Отечественной войны и сообщает, что особое возмущение Национального правительства Китайской Республики (КР) вызвало советско-синьцзянское соглашение от 26 ноября 1940 года о разработке на территории региона необходимых СССР полезных ископаемых, заключённое Шэн Шицаем с советской стороной без ведома центральных китайских властей.

На фоне военных неудач СССР в 1941-1942 годах, сообщает Ван Чжэнь, Национальное правительство КР предприняло шаги для установления фактического контроля над Синьцзяном. С весны 1942 года Советский Союз обвинял гоминьдановские власти в нагнетании антисоветских, антикоммунистических настроений в Синьцзяне, в преследовании и изгнании проживавших в регионе русских, в арестах коммунистов и прогрессивных деятелей, в сокращении и даже разрыве советско-синьцзянских торговых связей. В июле 1942 года для демонстрации Шэн Шицаю поддержки центральных властей Китая в Синьцзян был направлен командующий 8-м оперативно-стратегическим районом Национально-революционной армии (НРА) Китайской Республики Чжу Шаолян. В сентябре 1942 года в Синьцзян прибыла жена Чан Кайши Сун Мэйлин с пожеланиями фактического единения региона с остальным Китаем. Тогда же Национальное правительство КР потребовало от СССР вывести из Дихуа 8-й полк РККА и закрыть авиационное предприятие по сборке истребителей И-16.  (А.Ш.: Советский авиасборочный завод в 40 км. от Дихуа эксплуатировался с 1 октября 1940 года, охранялся батальоном НКВД.  В 1941 году началось сворачивание деятельности предприятия, собранные там самолёты перегнали в Алма-Ату, в 1942-1943 годах завод был полностью демонтирован, оборудование вывезено в СССР.

5 октября 1942 года Шэн Шицай направил советскому правительству официальную ноту с требованием в течение трёх месяцев отозвать из Синьцзяна всех советских преподавателей, советников, медработников, технических специалистов и вывести из региона все советские воинские части.

После ухода СССР из Синьцзяна там активизировались США, открыв своё консульство в Дихуа в 1943 году).

Ван Чжэнь сообщает, что одновременно с уходом из Синьцзяна советских специалистов и прекращением деятельности компании по добыче олова для СССР в регион вступили войска НРА.

(А.Ш.: К весне 1945 года численность войск НРА на территории Синьцзяна составляла 100 тысяч человек).

 

Как сообщают авторы китайской книги «Синьцзян, китайская земля: прошлое и настоящее»:

« 9 апреля 1944 года в городе Инин (Кульджа) района Или в Северном Синьцзяне возникла тайная организация «Ининская организация освобождения» под руководством Алихана-тюре. Мусульманские проповедники, связанные с этой организацией, объясняли социально-экономические трудности в регионе «правлением иноверцев», то есть ханьцев, и призывали на «священную войну» с ними. В августе 1944 года в синьцзянском районе Или вспыхнуло восстание против Шэн Шицая и гоминьдановской администрации. Восстание возглавили представители уйгурской феодально-духовной элиты, которые 12 ноября 1944 года в Инине провозгласили сепаратистскую Республику Восточный Туркестан (РВТ), выбрав для этого тот же день — 12 ноября, в который ранее, в 1933 году, была провозглашена сепаратистская Исламская Республика Восточный Туркестан (ИРВТ), просуществовавшая неполных три месяца. РВТ просуществовала гораздо дольше, с 12 ноября 1944 года до 27 июня 1946 года, и контролировала примерно пятую часть территории Синьцзяна.

Все члены временного правительства РВТ являлись активными сторонниками идей панисламизма и пантюркизма. 5 января 1945 года на сессии временного правительства РВТ был оглашён Правительственный манифест, в подготовке которого участвовали сотрудники консульства СССР в Синьцзяне. Первым пунктом Манифеста провозглашалась «ликвидация деспотического правления Китая на территории Восточного Туркестана». Манифест содержал отдельные положения прогрессивного характера, касавшиеся борьбы против гоминьдановского режима, и дружественной позиции в отношении СССР, но главное место в нём было отведено пропаганде «независимости». В обнародованной Политической программе временного правительства РВТ первым пунктом провозглашалась «ликвидация любых проявлений ханьского деспотического режима». Временное правительство РВТ осуществляло меры национальной сегрегации, выселяя ханьцев и конфисковывая их земли.

Манифест временного правительства РВТ также содержал положения о распространении мусульманской веры. В РВТ вводились правила шариата, для разбора гражданских дел были учреждены религиозные суды разных инстанций, по мусульманскому обычаю отменялись начисления и выплаты процентов по личным банковским вкладам, организовывались религиозные пропагандистские общины и т. д.

В сентябре 1944 года Шэн Шицай оставил пост губернатора Синьцзяна, и власть в регионе перешла к назначенцам Национального правительства КР в Дихуа.

За обеими сепаратисткими республиками: ИРВТ и РВТ, — стояли зарубежные силы. Создание ИРВТ в ноябре 1933 года стало прямым результатом проникновения в Синьцзян в начале 20-го века идей панисламизма и пантюркизма с последующим распространением этих идей в регионе.

В создании РВТ в ноябре 1944 года, помимо идей панисламизма и пантюркизма, важную роль играло советское правительство, перейдя от борьбы с синьцзянскими сепаратистами в 30-е годы к их поддержке в 1944-1945 годах и к непосредственному участию в создании сепаратистского государства на территории Синьцзяна, к поддержке этого государства.

В ходе антиханьского восстания в Синьцзяне «советским руководством была создана специальная оперативная группа во главе с начальником отдела спецзаданий НКВД СССР генералом Егнаровым и его заместителем по этой специальной оперативной группе, начальником 4-го отдела 1-го управления НКВД генералом Лангфангом».(Ссылка на ГА РФ).

(А.Ш.: Генерал-майор Егнаров Владимир Степанович, начальник Отдела спецзаданий НКВД СССР. Отдел спецзадний НКВД СССР существовал с 5 декабря 1944 года до 20 декабря 1946 года.

Генерал-лейтенант Лангфанг Александр Иванович.                          Согласно перечню подразделений в структуре НКВД СССР на 20 мая 1942 года в 1-м Управлении (разведка) 4-й отдел занимался: 1-е отделение (Япония, Маньчжурия, Корея), 2-е отделение (Китай), 3-е отделение (Синьцзян, МНР, ТНР).

В 1914 году Тува добровольно стала протекторатом Российской империи, а Тувинская Народная республика (ТНР) добровольно вошла в состав СССР 11 октября 1944 года, что вызвало крайнее недовольство Национального правительства КР, расценившего это как «аннексию» исторической китайской территории.

Тыву в Китае  до сих пор называют 唐奴乌梁海 «Танну-Урянхай» и сообщают, что «имеются следы китайского пребывания в регионе ещё в эпоху Хань, а в эпоху Тан регион входил в состав китайского протектората Аньбэй 安北都护府 и официально изображался частью Китая на китайских картах».

Современные китайские историки считают, что «аннексия» Танну-Урянхай Советским Союзом была одной из причин ухудшения советско-китайских отношений в годы ВМВ).

Штабы группы находились в Алма-Ате и в Хоргосе. Кроме того, «с территории Узбекистана и Киргизии велась широкомасштабная работа на юге Синьцзяна, где действовала оперативная группа НКВД». (Ссылка на ГА РФ).

6 ноября 1944 года из СССР в Синьцзян вступил вооружённый отряд под командованием советского офицера Петра Романовича Александрова, который возглавил вооружённые формирования повстанцев. 16 ноября 1944 года из СССР в Синьцзян вступил и принял участие в боевых действиях против гоминьдановских войск кавалерийский полк под командованием советского офицера Ивана Яковлевича Полинова.

(А.Ш.: Генерал-майор Полинов (Палинов) Иван Яковлевич, главнокомандующий войсками РВТ с марта 1945 года, сменил в этой должности П.Р.Александрова. Полинов И.Я. отозван в СССР в июне 1946 года).

27 ноября 1944 года были созданы две советские советнические группы во главе с Владимиром Козловым (условное название «Дом №1») и Владимиром Степановичем (условное название «Дом №2»).

Генерал НКВД Егнаров стал исполнять обязанности ГВС (главного военного советника) во временном правительстве РВТ.

Как отмечал российский исследователь В.А.Бармин в книге «Синьцзян в советско-китайских отношениях», Барнаул, 1999, с.79:»Совершенно очевидно, что без согласования с советскими дипломатами и представителями при правительстве РВТ ни члены этого правительства, ни его глава Алихан-тюре не предпринимали сколько-нибудь серьёзных шагов как в военной области, так и в вопросах государственного строительства».

После победы восстания и создания РВТ советские военные советники составили план дальнейших боевых действий против НРА, армия РВТ стала быстро пополняться советскими офицерами и солдатами. Так, в июне 1945 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло специальное постановление об отправке 500 офицеров, 200 сержантов и рядовых Красной Армии с целью укрепления армии РВТ. Эта работа была оперативно выполнена, о чём руководитель НКВД Л.П.Берия сообщил в специальном письме первому заместителю председателя СНК СССР и главе НКИД В.М.Молотову. (Ссылка на ГА РФ).

(А.Ш.: В «Перечне государств, городов, территорий и периодов ведения боевых действий с участием граждан РФ» Федерального закона «О ветеранах» от 12.01.95 №5-ФЗ в крайней редакции от 28.04.2023 №148-ФЗ  в том числе фигурируют следующие периоды боевых действий в Китае: с августа 1924 года по июль 1927 года, с октября по ноябрь 1929 года, с июля 1937 года по сентябрь 1944 года, с июля по сентябрь 1945 года, с марта 1946 года по апрель 1949 года.

Таким образом ни военнослужащие РККА и ОГПУ СССР, которые участвовали в боевых действих в Синьцзяне в составе «Тарбагатайской добровольческой армии» и «Алтайской добровольческой армии» с ноября 1933 года по январь 1934 года, ни военнослужащие РККА и НКВД СССР , которые участвовали в боевых действиях в Синьцзяне в составе вооружённых формирований синьцзянских повстанцев, а затем в составе вооружённых сил РВТ в период с октября 1944 года по июнь 1945 года,  не являются ветеранами боевых действий согласно действующему в РФ «Закону о ветеранах»).

В Синьцзян из СССР было поставлено большое количество вооружения, в том числе артиллерийского, большое количество боеприпасов, автотранспорта, средств связи. В решающих сражениях против НРА советские войска воевали плечом к плечу с повстанцами. Кроме того, отряды повстанцев, а затем части армии РВТ неоднократно переходили на территорию Казахстана для отдыха, лечения и переформирования.

Документы свидетельствуют, что успехи армии РВТ были достигнуты именно благодаря советским войскам, а информация о ходе боевых действий  поступала в Политбюро ЦК ВКП(б) не от генерала НКВД Егнарова, а непосредственно от офицеров НКВД, действовавших в качестве советников армии РВТ. Например, докладная записка с сообщением о взятии повстанцами 29 июля 1945 года уезда Бурчум в Синьцзяне была направлена на имя Берия за подписью генерала Стаханова, исполнявшего обязанности начальника войск НКВД в Синьцзяне и советника временного правительств РВТ, в свою очередь Берия переслал эту записку Сталину. (Ссылка на ГА РФ).

(А.Ш.: Генерал-лейтенант Стаханов Николай Павлович, в 1945 году начальник Погранвойск НКВД СССР).

Участие СССР в борьбе РВТ против Национального правительства КР состояло и в том, что население восставших райнов Синьцзяна получало большую материальную помощь из СССР в виде продовольствия, топлива, промтоваров. Так, Берия поддержал просьбу председателя СНК УзССР Абдурахманова, который с учётом  затрат в 1945 году просил включить в бюджет республики на 1946 год 5 млн. рублей «на расходы по мероприятиям в Синьцзяне».

К середине сентября 1945 года армия РВТ при поддержке советских самолётов, танков и артиллерии находилась в 150 км. от столицы Синьцзяна Дихуа, однако в этот критический для Национального правительства КР и НРА момент политика СССР по отношению к РВТ резко изменилась.

Согласно Ялтинским соглашениям КР выразила готовность признать независимость МНР, в обмен на это СССР признавал суверенитет КР в отношении Синьцзяна и обязывался не поддерживать «волнения в Синьцзяне».

(А.Ш.: Исключительную важность де-факто, а затем и де-юре независимой от Китая Монголии как гигантского геостратегического «буфера» между Государством Российским и Китайским Государством  хорошо понимало и царское правительство и советское, поэтому ради суверенитета МНР СССР не возражал против суверенитета Китая в отношении Синьцзяна и Маньчжурии на переговорах с гоминьдановским правительством в июле-августе 1945 года. В свою очередь Чан Кайши на переговорах по заключению советско-китайского Договора о дружбе и союзе от 14 августа 1945 года исходил из принципа «пожертвовать одним севером, но сохранить два севера», то есть пожертвовать Монголией ради Синьцзяна и Маньчжурии. В этом смысле в августе 1945 года был достигнут баланс советских и китайских стратегических интересов. Неудача попыток Мао Цзэдуна, стремившегося нарушить этот баланс в свою пользу путём претензий КНР на суверенитет МНР, стала подтверждением исключительной геостратегической важности суверенной Монголии для Государства Российского вне заивисимости от того, кто именно находится у власти в Китае).

В ответ на официальное обращение китайской стороны 9 июля 1945 года о готовности пойти на уступки Советскому Союзу в вопросе признания независимости МНР Сталин согласился с тем, что КПК и власти Синьцзяна должны подчиняться Национальному правительству КР, заявил, что советская сторона при необходимости может сделать официальное заявление по этому поводу, и пообещал пресечь «контрабандный провоз оружия» из СССР в Синьцзян.

В приложении к советско-китайскому Договору от дружбе и союзе от 14 августа 1945 года СССР заявил:»Что касается последних событий в Синьцзяне,  то советское правительство подтверждает, что оно, как сказано в статье 5 Договора о дружбе и союзе, не имеет намерений вмешиваться во внутренние дела Китая».

17 сентября 1945 года посол СССР в КР Петров сообщил в МИД КР об обращении мусульман, называвших себя представителями повстанцев в Синьцзяне, к советскому консулу в Инине с просьбой к советской стороне выступить посредником для разрешения конфликта между Национальным правительством КР и синьцзянскими повстанцами. В ответ китайская сторона передала через консула СССР в Инине, что готова принять в Дихуа представителей повстанцев для проведения переговоров о мире. В это же время глава НКИД Молотов, обсуждая события в Синьцзяне с министром иностранных дел КР Ван Шицзе, заявил, что они носят временный характер и в скором времени прекратятся.

2 октября 1945 года временное правительство РВТ приняло постановление №100, в котором гоминьдановскому правительству предлагалось «использовать мирные переговоры для решения вопроса о независимости Восточного Туркестана». Делегация РВТ, убывшая на мирные переговоры в Дихуа, именовалась «делегацией Республики Восточный Туркестан», советская сторона пристально следила за ходом переговоров, а специальное сообщение о «благополучном переходе делегации Республики Восточный Туркестан по переговорам с китайцами через линию фронта и приёме её представителями китайских властей» быстро поступило руководству СССР и было разослано в первую очередь Сталину, Молотову, Берия, Маленкову, Микояну. 24 октября 1945 года генералы НКВД Егнаров и Лангфанг прибыли в город Цзиньхэ, где находилось временное правительство РВТ, и встретились с участниками мирных переговоров, а 29 октября 1945 года сообщили о ходе переговоров телеграммой Молотову, Маленкову, Микояну,  Вышинскому. В следующей телеграмме они сообщали о негативной реакции населения контролируемых РВТ территорий в отношении мирных переговоров с гоминьдановским правительством. При этом с санкции Берия были утверждены кандидатуры представителей подконтрольных РВТ территорий для вхождения в коалиционное правительство Синьцзяна. (Ссылка на ГА РФ).

6 июня 1946 года мирные переговоры РВТ и КР завершились подписанием «Мирного соглашения», в соответствии с которым вся власть в подконтрольных РВТ и граничивших с СССР трёх районах («трёх округах») Синьцзяна — Илийском, Тэчэнском (Тарбагатайском, Чугучакском) и Алтайском переходила к администрации провинции Синьцзян КР.  17 июня 1946 года МИД СССР и МГБ СССР вызвали в Советский Союз бывшего главу РВТ Алихана-тюре Шакирходжаева, а 27 июня 1946 года правительство РВТ заявило о сложении полномочий и о прекращении существования РВТ.

(А.Ш.: Разрешение Национальным правительством КР в свою пользу проблемы РВТ в конце июня 1946 года совпало по времени с началом полномасштабной войны между Национальным правительством КР и КПК).

(А.Ш.: В геополитике, в «большой политике» порой наступает момент, когда стратегические интересы великой державы перестают соотноситься с узконациональными интересами её регионального протеже. В такой ситуации геополитический «игрок» может попытаться более-менее цивилизованно «запихнуть» того, кому он покровительствовал, «в объятия врага» в качестве альтернативы совсем уж грубой и безжалостной ассимиляции им.

Давняя история «трёх восставших округов» Синьцзяна, создавших под нашим патронажем национальное государство, но затем срочно «запиханных» нами в систему китайской государственности, своей политической логикой чем-то напоминает разворачивающуюся трагедию непризнанной Нагорно-Карабахской республики (НКР), которая официально прекратит своё существование 1 января 2024 года. Со времени «позднего СССР» Кремль пытался учитывать узконациональные интересы этого региона, но сегодня Москва не в состоянии сделать стратегическую ставку на спасение Карабаха, нет у неё сегодня для этого «лишнего» военно-политического потенциала, и потому Арцах «запихивается» в систему азербайджанской государственности.

Почти восемь лет «запихивался» в систему украинской государственности восставший Донбасс, но юго-западное стратегическое направление не просто «мягкое», это «наимягчайшее подбрюшье» России; Донбасс, Крым и «Крымский коридор» это те самые «губы», без которых «зубам» — сердцевине Государства Российского никак невозможно. Вот почему сначала была сделана рискованная стратегическая ставка на присоединение Крыма, а затем компромиссную «модель Суркова» сменил «ультиматум Рябкова» и силовая стадия его реализации, каковой является СВО).

1 июля 1946 года было сформировано коалиционное правительство провинции Синьцзян КР в количестве 25 человек. Из них 10 человек представляли Национальное правительство КР, а 15 человек были выдвинуты от различных районов Синьцзяна, в том числе от тех трёх, которые ранее находились под контролем РВТ.

СССР сохранял неизменной свою позицию в синьцзянском вопросе. В октябре 1948 года советский генконсул в Дихуа заявил:»Я никоим образом не сочувствую движению, выступающему за отделение территорий от Китая, развёртываемому великотюркистами в настоящее время… Внутренние вопросы Синьцзяна в данный момент требуют срочного и неотложного разрешения, иначе третья сторона, пользуясь случаем, будет сеять раздоры, и это значительно усложнит обстановку».

31 января 1949 года председатель Совмина СССР А.И.Микоян, находясь с тайным визитом в резиденции ЦК КПК в деревне Сибайпо провинции Хэбэй, в беседе с представителями КПК отметил:»Я чётко заявляю, что мы не стоим за движение независимости синьцзянских народностей, и тем более не имеем никаких притязаний на синьцзянскую территорию,  считая, что Синьцзян входит и должен входить в состав Китая».

В первой декаде августа 1949 года СССР отозвал из Инина (Кульджи) — главного города ранее подконтрольного РВТ района Или — группу своих советников.

Успехи в КПК в гражданской войне с Гоминьданом способствовали укреплению связей китайских коммунистов с теми силами в Синьцзяне, которые участвовали в борьбе с Национальным правительством КР в 1944-1945 годах, но которые затем отошли от идей панисламизма и пантюркизма. В июле 1949 года ЦК КПК поручил находившемуся в Москве с визитом Лю Шаоци послать представителя непосредственно из СССР в Синьцзян для укрепления контактов с «правительством трёх округов» — Илийского, Тарбагатайского (Чугучакского), Алтайского, в которых в 1944 году началось восстание против Шэн Шицая и гоминьдановского правительства и которые затем находились под контролем РВТ. 14 августа 1949 года этот представитель ЦК КПК — Дэн Лицюнь с тремя сотрудниками и радиостанцией выехал из Москвы в Алма-Ату и оттуда в Инин (Кульджу). Через Дэн Лицюня руководители «трёх округов» регулярно информировали ЦК КПК о политической, экономической ситуации, ситуации в военной сфере, в сфере культуры, религии, национальных отношений в регионе.

18 августа 1949 года ЦК КПК официально направил главе правительства Ининского специального округа Синьцзяна Ахметжану приглашение для участия пяти представителей «трёх округов» в работе предстоящей сессии Народной политической консультативной конференции Китая в Бэйпине (Пекине). (А.Ш.: Первая сессия Народной политической консультативной конференции Китая  (НПКК) открылась 21 сентября 1949 года. На ней был принят Закон о создании Центрального народного правительства Китайской Народной республики, а также принято решение о столице, гимне и флаге КНР. Сессия утвердила Общую программу НПКК, которая до появления Конституции КНР 1954 года выполняла роль Основного закона страны. 1 октября 1949 года была обнародована Декларация Центрального народного правительства КНР об образовании Китайской Народной республики).

Ахметжан принял приглашение, о чём уведомил Мао Цзэдуна в телеграмме от 20 августа 1949 года.

Ахметжан и ещё четыре представителя «трёх округов» 27 августа 1949 года погибли в районе Забайкальска в результате крушения советского самолёта, на котором следовали в Бэйпин на сессию НПКК. Вместо них в Китай прибыли трое представителей «трёх округов» во главе с Сайфуддином Азизом, который обсудил с Мао Цзэдуном вопросы формирования будущего народного правительства провинции Синьцзян в составе КНР и реорганизации вооружённых формирований «трёх округов».

26 августа 1949 года НОАК заняла город Ланьчжоу провинции Ганьсу, а 5 сентября 1949 года – город Синин провинции Цинхай, таким образом группировка НРА на территории Синьцзяна оказалась заблокирована.

26 сентября 1949 года правительство провинции Синьцзян КР приняло решение разорвать отношения с Национальным правительством КР и начать антигоминьдановское восстание.

20 ноября 1949 года войска НОАК заняли Дихуа, а 7 декабря 1949 года соединились с вооружёнными формированиями «трёх округов», поддерживавшими КПК.

17 декабря 1949 года было объявлено о создании народного правительства провинции Синьцзян КНР и Синьцзянского военного округа НОАК.

12 сентября 1955 года на 21-м заседании Постоянного Комитета Всекитайского Собрания народных представителей было принято «Предложение по изменению организационной структуры провинции Синьцзян и созданию Синьцзян-Уйгурского автономного района». 30 сентября 1955 года на сессии Собрания народных представителей провинции Синьцзян был официально образован Синьцзян-Уйгурский автономный район КНР (СУАР).  СУАР — единственный из пяти автономных районов КНР, в котором существуют национальные автономии на всех административно-территориальных уровнях.

В 1957 году премьер Госсовета КНР Чжоу Эньлай высказался относительно названия автономного района — «Синьцзян-Уйгурский», сказав следующее:»До освобождения Синьцзяна там были реакционеры, проводившие сепаратистскую политику с целью создания какого-то «Восточного Туркестана». Именно поэтому при образовании Синьцзян-Уйгурского автономного района мы не одобрили название «Уйгуристан». В Синьцзяне не только уйгурская национальность, здесь ещё 12 народов, нельзя сделать для них всех 13 отдельных «станов». Но название этого автономного района всё-таки «носит уйгурскую шапку», поскольку уйгуры здесь основная национальность, их более 70%, однако вместе с уйгурами эту «шапку» носят и остальные национальности региона…»

После того, как Синьцязн стал частью КНР, в него переселилось большое количество жителей из внутренних регионов Китая, и к началу 21-го века в СУАР насчитывалось 47 национальностей. Большинство жителей региона понимают уйгурский язык, в то же время общепринят китайский язык и письменность. Для укрепления связей Синьцзяна с внутренними регионами страны в национальных школах введены дисциплины на китайском языке. С другой стороны многие служащие ханьцы, особенно работающие в районах, населённых нацменьшинствами, изучают и используют местные языки и письменность. В процессе межэтнического общения в языках нацменьшинств появляются заимствования из китайского языка, а в китайском — заимствования из местных языков, особенно из уйгурского. Под влиянием местных мусульманских обычаев многие ханьцы, долго живущие в Синьцязне, предпочитают свинине баранину и даже вовсе отказываются от свинины. Характерно и то, что в Синьцзяне все народы сообща отмечают те или иные национальные праздники, например, ханьцы поздравляют мусульман с «Курбан-байрамом», а мусульмане ханьцев — с Праздником Весны.

Когда имеют место межнациональные инциденты, их следует чётко отличать от националистической сеператистской деятельности, от обычных уголовных преступлений и от обычных гражданских конфликтов и споров».

 

С древности создание военных и других поселений на пограничных пустующих землях рассматривалось в Китае в качестве важной меры по укреплению рубежей государства. Например, китайский философ Ли Чжи, живший в эпоху династии Мин (1368-1644), отмечал:»Политика освоения целинных земель имеет значение, выходящее за пределы тысячелетий».

Ещё в 105-м году до н.э., то есть ещё до официального присоединения Сиюя (Западного края) в 60-м году до н.э. к ханьской имперской династии Хань (206 г. до н.э. —220), правители Хань создали военные поселения на территории современного северосиньцзянского района Или для отпора набегам сюнну. В те времена распашка пустующих земель в Сиюе была важна с точки зрения бесперебойного продовольственного обеспечения дислоцированных там китайских войск, а также китайского административного аппарата, китайских купцов и путешественников. В эпоху Хань освоение целинных земель в Сиюе продолжалось 241 год, в эти годы в китайских поселениях на распаханных землях на начальном этапе династии Хань проживало 20 тысяч военных и гражданских, на завершающем этапе династии Хань — 15 тысяч военных и гражданских.                                                                                                   Таким же образом поступали и правители последующих китайских царств и династий. В эпоху ханьского царства Вэй (220-266) и в эпоху ханьской имперской династии Цзинь ( 266-420) освоение китайцами целины на территории Сиюя продолжалось в общей сложности 96 лет, в эти годы в китайских поселениях в Сиюе проживало около 2 тысяч человек.

Очень непродолжительное время китайцы осваивали целину в Сиюе в эпоху имперских Династий Юга и Севера (420-589), в китайских поселениях в эти годы проживало всего около 2 тысяч человек.

10 лет китайцы осваивали целинные земли Сиюя в эпоху ханьской имперской династии Суй (581-618).

В эпоху ханьской имперской династии Тан (618-907) Китай осваивал пустующие земли Сиюя 160 лет, то есть ещё до полного присоединения региона к Тан в 648 году, а затем до вторжения в Сиюй тибетцев в 790 году.

Только 20 лет китайцы осваивали целину Сиюя в эпоху монгольской имперской династии Юань (1271-1368), однако в эти годы китайские поселения были относительно многолюдны, в них проживало 57 тысяч человек.

Китай практически не осваивал целинные земли Сиюя в эпоху ханьских имперских династий Сун (960-1279) и Мин (1368-1644). При Цинах (1644-1912) Сиюй, а затем Синьцзян был регионом Китая, где осваивалось больше всего целинных земель, происходило это с 1716 по 1911 год, в китайских поселениях на распаханных землях в раннецинский период проживало 126,7 тысяч человек.

В доцинский период в Сиюе преобладали китайские военные поселения, были также гражданские поселения, поселения ссыльных, но основу рабочей силы составляли именно солдаты пограничных войск. Китайские войска строили собственные поселения и создавали условия для строительства гражданских поселений, со временем часть военных поселений превращалась в гражданские, и в эпоху Цин китайские гражданские поселения в Сиюе, Синьцзяне стали играть главную роль. (А.Ш.: Проводившаяся с древности политика освоения китайцами целинных земель в Сиюе, Синьцзяне ни что иное, как разновидность извечной китайской стратегии 蚕食 “цань ши» «поедание листвы шелковичными червями», осуществлявшейся Китайским Государством на «окраинных землях» в виде методичного и целенаправленного «вгрызания» в покорённый регион с целью «пустить глубокие корни» на его территории).

В КНР историческая китайская политика освоения целинных земель Синьцзяна получила продолжение. В 1954 году в провинции Синьцзян КНР был создан Синьцзянский производственно-строительный корпус (СПСК) 新疆生产建设兵团, в состав которого вошли два соединения 1-й полевой армии НОАК, участвовавшие в боях с НРА в Синьцзяне в 1949 году, национальные вооружённые формирования «трёх округов», участвовавшие в антигоминьдановском восстании в Синьцзяне в 1944-1945 годах, а затем в 1949 году вместе с НОАК воевавшие против НРА, а также войска бывшего гоминьдановского генерала Тао Чжиюэ, перешедшего на сторону НОАК.  Личный состав СПСК не носит военную форму, не зачисляется на армейское довольствие, не демобилизуется в установленные для военнослужащих НОАК сроки.  В октябре 1997 года ЦК КПК и Госсовет КНР утвердили ряд мер по совершенствованию структуры СПСК, его роли и его отношений с другими организациями. СПСК является бюджетной организацией со статусом предприятия-юридического лица, сочетает партийно-административные и военные функции с функциями производственного предприятия. СПСК в качестве самостоятельного  хозяйствующего субъекта включён в народнохозяйственные планы, подчиняется министерству сельского хозяйства КНР.                                   Во взаимоотношениях с зарубежными партнёрами СПСК выступает как «Китайская Синьцзянская строительная компания» 中国新建集团公司, на неё распространяются льготы, предусмотренные для крупных государственных предприятий, включённых в список «экспериментальных». (А.Ш.: Это нередкое в Китае явление под названием «одна организация, две вывески», когда тот или иной партийный, государственный и даже общественный орган выступает под двумя, иногда под тремя и даже более названиями в зависимости от того, кто является его партнёром, с кем он контактирует. Первая, основная «вывеска» обычно для «внутреннего потребления», вторая — часто при контактах с иностранцами).

Дислокация СПСК была завершена в 50-60-е годы 20-го века, его усадьбы располагаются по принципу «два кольцевых пояса, один линейный участок». «Кольцевые пояса» — это усадьбы СПСК в окрестностях пустыни Гурбан-Тангут в Северном Синьцзяне и в окрестностях пустыни Такла-Макан в Южном Синьцзяне, «линейный участок» — это усадьбы СПСК, размещённые в 60-е годы 20-го века вдоль китайско-советской границы «для противодействия проискам советских гегемонистов» на участке Тачэн (Чугучак) — Или (Кульджа). В начале 21-го века из общего числа 2,2 млн. рабочих и служащих СПСК в Северном Синьцзяне проживали 1,8 млн. человек, в том числе 200 тысяч человек в долине реки Или. В Южном Синьцзяне проживали 600 тысяч рабочих и служащих 1-й, 2-й, 3-й сельскохозяйственных дивизий СПСК и Хотанского управления целинными землями. В Южном Синьцзяне госхозы СПСК расположены главным образом по северному краю пустыни Такла-Макан в районе Аксу, Яньци, Курля; в районе южносиньцзянских городов Кашгар и особенно Хотан силы СПСК незначительны.

В 1981 году руководитель КНР Дэн Сяопин отметил, что СПСК «играет роль ядра в вопросе стабилизации Синьцзяна».

Выступая 9 июля 1998 года в Урумчи, председатель КНР Цзян Цзэминь отметил, что специфическая организационная форма СПСК, сочетающая функции освоения пустующих окраин с функциями охраны границ, отвечает внутриполитическому положению Китая и синьцзянским реалиям, и что вряд ли иная организация способна в этом смысле заменить СПСК.

На рубеже 20-21-го веков руководство КНР видело четыре аспекта деятельности СПСК:

1. СПСК — важный стратегический инструмент правительства КНР по управлению государством и налаживанию добрососедских отношений с сопредельными странами;
2. СПСК одновременно выступает как производственный и боевой отряд, служит делу безопасности государства, стабильности общества, развития окраинных территорий;
3. СПСК — основной элемент политики освоения целинных земель СУАР;
4. СПСК выполняет функцию охраны и обороны границ КНР в СУАР, функцию борьбы с сепаратизмом сторонников «Восточного Туркестана» и стабилизации внутриполитической ситуации в СУАР.

На конец 2019 года численность личного состава СПСК составила 3 млн.248 тыс. 400 человек. В январе 2023 года в структуре СПСК имелось 14 дивизий, штаб СПСК в Урумчи. В Китае СПСК называют «военизированным формированием» 准军事实体, в нём созданы органы военного управления и имеются вооружённые подразделения. Структура СПСК – это «дивизии», «полки», «роты», во главе СПСК «комкор», соединениями, частями и подразделениями командуют соответственно «комдивы», «комполка», «комроты».  В 2021 году стоимость валового объёма продукции, произведённой предприятиями СПСК, составила 339 млрд. 561 млн. юаней, на 8% больше, чем в 2020 году.

 

Как сообщают авторы книги «Синьцзян, китайская земля: прошлое и настоящее»:

«В 50-60-е годы 20-го века сепаратистское движение на территории Синьцзяна было представлено сторонниками «Республики Восточный Туркестан» в районе Или в Северном Синьцзяне и сторонниками «Исламской республики Восточный Туркестан» в Южном Синьцзяне.

В марте — сентябре 1950 года произошли вооружённые восстания сепаратистов в городах Санджи, Цитай и Хами. В июле – ноябре 1950 года вооружённые мятежники выступали в городах Суйлай (Манас), Цзинхуа (Хутуби). В январе — сентябре 1951 года произошли волнения, спровоцированные сепаратистами, на стыке провинций Ганьсу, Цинхай, Синьцзян. В марте 1951 года — сентябре 1952 года сепаратисты выступили в городах Чжэньси (Баркуль), Цитай, Фуюань (Джимсар), в уезде Мури. В конце 1954 года сепаратисты организовали клятву группы мусульман на Коране для присоединения к джихаду и атаковали исправительно-трудовую колонию в уезде Моюй, а также предприняли попытку захватить уездный город Хотан. В марте 1956 года группа мусульманских сепаратистов там же атаковала усадьбу СПСК. В апреле 1956 года в уезде Лоп произошёл мятеж под лозунгом «Да здравствует Исламская республика!». В апреле 1956 года был раскрыт и подавлен мятеж исламистов в уезде Янгисар района Кашгар. В апреле 1957 года сепаратисты избрали «Исламское правительство» и подняли мятеж в районе Хотан.

В середине 60-х годов те, кто поддерживал тайные связи с заграницей, особенно с СССР, в надежде на поддержку Советского Союза стремились возобновить сепаратистскую деятельность по отторжению Синьцзяна от КНР. В 1960 году дипломаты посольства СССР в КНР, контактируя с этими людьми, говорили:»Вы должны отбросить все внутренние разногласия, усилить сплочённость, создать две группы, одной из которых следует действовать тайно, а другой открыто». 29 мая 1962 года при поддержке советского консульства в Инине (Кульдже) около 2 тысяч местных жителей устроили беспорядки. Был схвачен глава Или-Казахского автономного округа СУАР, взято штурмом здание местного комитета КПК. По итогам расследования было выяснено, что в беспорядках участвовали порядка 52 госслужащих китайских учреждений, 29 членов КПК и 90 членов Комсомола Китая. Была закрыта китайско-советская граница в районе Или, запрещена деятельность Общества русских эмигрантов.

В 1967 году в СУАР возникла сепаратистская «Народная революционная партия Восточного Туркестана» (НРПВТ). Был учреждён «Центральный комитет Народной революционной партии Восточного Туркестана» под председательством Тохуткурбана и «Президиум ЦК». Как заявлял Тохуткурбан:»Программа и главная задача НРПВТ — с помощью Советского Союза сделать Синьцзян независимым и создать «Республику Восточный Туркестан». К концу 1969 года численность НРПВТ составляла 1500 человек, она располагала 78 первичными организациями в 12 городах и уездах СУАР. После того, как активисты НРПВТ в Северном Синьцзяне были арестованы (один из руководителей НРПВТ — Исмаил Ибрагим Хасимпаша, кадровый работник управления внешней торговли правительства СУАР, бежал в СССР), «ЦК НРПВТ» дал указание «Южно-Синьцзянскому отделению в Кашгаре» начать вооружённый мятеж, назначив главкома и комиссара мятежных сил. В ходе подготовки мятежа руководитель «Южно-Синьцзянского отделения НРПВТ» Ахунов, бывший директор Кашгарской тракторной станции, открыто заявил, что после мятежа их отряды направятся к китайско-советской границе в СУАР, объявят о создании «Восточного Туркестана» и будут встречать вооружённые силы из-за рубежа. (А.Ш.: Так говорится в книге). Мятеж начался 20 августа 1969 года, мятежники разгромили арсенал китайского народного ополчения в уезде Маркет, но по пути следования к китайско-советской границе были разгромлены китайскими силами безопасности.

Результаты расследования деятельности НРПВТ показали, что в мятеже участвовали 5 тысяч человек, из них 1165 являлись членами НРПВТ. В августе 1975 года комитет КПК СУАР, следуя указаниям ЦК КПК, и с учётом того, что беспорядки произошли в период хаоса «культурной революции» в Китае, пересмотрел дела мятежников, в результате чего 1165 бывших членов НРПВТ- участников мятежа были названы «совершившими ошибку», для части осужденных наказание было смягчено, часть была освобождена от отбывания наказания. Без изменения оставили наказание для 387 совершивших тяжкие преступления, некоторые из них были ликвидированы ранее в ходе подавления мятежа.

26 марта 1981 года исламские сепаратисты в СУАР создали «Восточно-Туркестанскую партию «Огонь степи», насчитывавшую 148 человек, 26 мая 1981 года они захватили оружейный арсенал в уезде Цзяши и намеревались атаковать уездный центр. В ходе подавления мятежа все мятежники сложили оружие.

Ещё две сепаратистские организации возникли в СУАР в начале 80-х годов и затем были обезврежены: «Ударная партия Восточного Туркестана» и «Центрально-азиатская молодёжная партия Уйгурстана «Искра».

В 80-е годы 20-го века основные политические лозунги сепаратистов в СУАР были схожи с лозунгами сепаратистов в Синцьзяне в 30-40-х годах и в 50-60-х годах 20-го века:»Долой ханьцев!», «Создать Исламское государство!» либо «Создать Республику Восточный Туркестан!». Кроме того, сепаратистские выступления в 80-е годы, в которых участвовало немало исламской молодёжи, обучавшейся в частных исламских школах, имели оттенок религиозного экстремизма.

В Южном Синьцзяне в начале 80-х годов произошли несколько сепаратистских выступлений.

9 апреля 1980 года в городе Аксу в связи с гибелью местного жителя более 3 тысяч человек устраивали незаконные демонстрации, штурмовали здания органов КПК и администрации под лозунгами «Долой чёрных хозяев!», «Ханьцы, убирайтесь вон!», беспорядки продолжались три дня. （А.Ш.: В китайском языке 黑老板 “чёрный хозяин» — хозяин плохой, несправедливый, нарушающий закон).

13 января 1981 года в городе Ечэн более 2 тысяч человек устраивали незаконные демонстрации,  штурмовали здания органов КПК и администрации под лозунгами «Доведём исламскую революцию до конца!», «Долой иноверцев!», «Да здравствует Исламская республика!», беспорядки продолжались четыре дня.

30 октября 1981 года в городе Кашгар в связи с гибелью местного жителя в результате несчастного случая более 2 тысяч человек устраивали незаконные демонстрации, штурмовали здания органов КПК и администрации под лозунгами «Выгнать, убить чёрных хозяев!», «Да здравствует Исламская республика!», беспорядки продолжались два дня.

Сепаратистские выступления происходили в Урумчи в середине и во второй половине 80-х:

– 12 декабря 1985 года в связи с недовольством кадровыми решениями властей более 2 тысяч студентов проводили незаконные демонстрации; похожие выступления произошли тогда же в городах СУАР Хотан, Аксу, Боле, а также в Пекине, Нанкине и Шанхае; беспорядки под лозунгами «Ханьцы, вон из Синьцзяна!», «Да здравствует независимость Синьцзяна!» продолжались три дня;

— 15 июня 1988 года из-за оскорбительного плаката в общественном туалете более 5 тысяч студентов проводили незаконные демонстрации под лозунгом «Ханьцы, вон!», беспорядки продолжались четыре дня;

— 19 мая 1989 года более 3 тысяч человек проводили незаконные демонстрации, штурмовали здания органов КПК и администрации под лозунгами, направленными против КПК и правительства Китая, а также под лозунгом «Покажем настоящую силу мусульман!», беспорядки продолжались один день, последствия данного выступления были особенно пагубными.

В 90-е годы 20-го века сепаратисткое движение в СУАР усилилось, это объяснялось политическими изменениями в Восточной Европе и распадом СССР, сепаратисты заявляли, что Синьцзян должен обрести независимость ещё быстрее, чем бывшие советские республики. Кроме того, из-за подрывной деятельности зарубежных организаций, поддерживавших сепаратистов, стал более выраженным религиозный фанатизм и радикальный экстремизм в ряде районов СУАР, а некоторые органы власти на местах оказались инфильтрованы радикалами.

Также в 90-е годы значительно возросло число сепаратистских организаций. С 1990 по 1995 годы в СУАР было раскрыто 109 сепаратистских политических партий, организаций и групп общей численностью 1831 человек, за один 1995 год таких группировок было выявлено 32. За период с 1990 по 1995 год сепаратисты в СУАР произвели 26 взрывов и покушений на теракт. За этот же период у сепаратистов были изъяты 83 единицы огнестрельного оружия, в том числе 15 единиц полученных контрабандным путём из-за рубежа, около 10 тысяч патронов, 41 ВУ, 248 гранат, 83 бомбы, около двух тонн динамита, 36 взрывных часовых механизмов, неколько форм для отливки оружейных деталей.

Пик сепаратистской активности пришёлся на 1998 год, когда в СУАР было выявлено 195 сепаратистских политических партий и групп, общей численностью 1194 человека. Также в 1998 году в СУАР было выявлено 27 террористических учебных центров.

В 1999 году в СУАР было выявлено 76 сепаратистских политических партий и групп общей численностью 1650 человек.

За период с 1990 по 1999 год в СУАР произошли 4 крупных сепаратистских политических выступления: два в районе Хотан в Южном Синьцзяне и два в районе Или в Северном Синьцзяне. Наиболее серьёзный характер носили выступления 5 февраля 1997 года в уезде Инин Или-Казахского автономного округа, организованные движением «Хизболла» под лозунгами «Разите иноверцев оружием Корана!», «Прогнать ханьцев!», «Построить Исламский эмират!». До этого сепаратистские выступления произошли там же в августе 1995 года.

Выступление в Хотане произошло 6 июля 1995 года из-за смены настоятеля местной мечети. Около 400 мусульман, призывая к джихаду, ворвались в здание местного комитета КПК. 9 августа 1999 года в Хотане в беспорядках участвовали более 2 тысяч человек в связи с казнью террориста-убийцы.

В период с 1990 по 2001 год сепаратисты-сторонники идеи создания государства «Восточный Туркестан» совершили в Китае и за рубежом более 200 терактов, в результате которых 162 человека погибли и 440 получили ранения.

В числе таких терактов:

взрыв 28 февраля 1991 года в видео-салоне на автобусной станции в уезде Куча СУАР; 5 февраля 1992 года взрыв в автобусе в Урумчи; 17 июня 1993 года взрыв в административном здании компании по производству сельхозтехники в городе Кашгар СУАР; наиболее трагические последствия имели место в результате серии взрывов в трёх автобусах в Урумчи 25 февраля 1997 года, в день гражданской панихиды в связи с кончиной Дэн Сяопина.

С 1993 по 2001 год в СУАР произошли 10 громких террористических убийств, в том числе 29 апреля 1996 года в праздник «Курбан — байрам» в деревне Кунас волости Алагагха уезда Куча района Аксу было совершено нападение с жертвами на дом Чаул Тока — депутата Собрания народных представителей СУАР.

27 августа 1996 года нападение на здание администрации волости Янгилас уезда Ечэн СУАР.

5 февраля 1997 года серия убийств в уезде Инин Или-Казахского автономного округа СУАР, террористы выкрикивали:»Убей одного ханьца, — тысяча убежит со страху!»

Отравление воды в городе Кашгар СУАР в период с 30 января по 18 февраля 1998 года.

В конце марта 1998 года подрыв газопровода в уезде Ечэн в Южном Синьцзяне.

23 мая 1998 года 15 поджогов в Урумчи в универмагах, ТЦ, супермаркетах, на рынках, в гостиницах.

24 октября 1999 года нападение на отделение общественной безопасности в волости Сайли уезда Цзэпу района Кашгар СУАР.

С 1998 года отмечалось усиление связей синьцзянских сепаратистов с зарубежными организациями, только в 1998 году зарубежные группы «Восточного Туркестана» направили в Китай около 100 человек для установления контактов с сепаратистскими ячейками в СУАР.

Зарубежная террористическая организация «Исламское движение Восточного Туркестана» назначила Усмана Имита «главнокомандующим Синьцзяна». В Китае Усман Имит создал несколько отделений организации, 15 учебных терроритических центров в городах Кашгар, Хотан, Аксу, Урумчи в СУАР, обучил более 100 террористов руководящего звена, изготавливал ВУ. В Урумчи было изъято 23 ВУ, 301 коробка (более 6 тонн) химических веществ для производства динамита.

6 апреля 1998 года на пограничном КПП Хорлис в районе Или СУАР был обнаружен контрабандный груз, где находилось 6 пистолетов, 1 автомат, 18 тысяч патронов, 110 противотанковых гранат, партия армейских детонаторов, динамит. 2 июня 1998 года на пограничном КПП Тургарт в Южном Синьцзяне был обнаружен груз с 47 ракетными снарядами. 24 июня 1998 года на пограничном КПП Бакту в районе Тэчен СУАР был обнаружен груз с 68 единицами БОВ и 2 комплектами токсических распылителей.

К концу 2000 года деятельность сторонников «Восточного Туркестана» в СУАР была в значительной степени нейтрализована.

Не все группировки сторонников «Восточного Туркестана» выступают за насилие и террор, однако все они за отделение Синьцзяна от Китая, при этом доминирующую роль играют группировки террористического толка.

На фоне развернувшейся в мире после терактов 11 сентября 2001 года антитеррористической борьбы активизировались те представители синьцзянских сепаратистов, которые предлагают добиваться независимости Синьцзяна и создания государства «Восточный Туркестан» ненасильственными методами под лозунгами «защиты прав человека» и «права нации на самоопределение».

Такого рода изменение тактики синьцзянских сепаратистов в начале 21-го века обусловило ряд новых тенденций в их деятельности.

Во-первых, стремление отвести от себя обвинения в насилии и терроризме и обвинить власти КНР в террористической политике на территории СУАР. Так, 28 сентября 2001 года представитель «Информационного центра Восточного Туркестана» заявил, что китайские власти террором подавляли стремление уйгуров к независимости Синьцзяна.

Во-вторых, ускорение внутренней консолидации сеператистов и их планы по созданию «правительства в изгнании».

В-третьих, создание новых тренировочных лагерей, расширение вербовочной базы, в частности среди уйгуров-ветеранов Афганской и Чеченских войн.

В-четвёртых, осуществление сепаратистской деятельности под флагом «политического решения синьцзянской проблемы». Так, представитель «Информационного агентства Восточного Туркестана» в Германии 18 сентября 2001 года заявил:»Единственный способ решения «синьцзянского вопроса» — политический путь под эгидой Европарламента.  Уйгурам в Синьцзяне должна быть предоставлена возможность с помощью референдума решить свою судьбу: остаться в составе СУАР КНР либо выбрать независимость и построить собственное государство».

Некоторые представители синьцзянских сепаратистов заявляют о достижении независимости путём «демократической борьбы», есть и такие, кто выступает за полную автономию Синьцзяна в составе КНР по примеру Сянгана и Аомэня».

 

 

О современной ситуации в СУАР КНР рассказывается, к примеру, в статье «Пути комплексного решения синьцзянской проблемы» “新疆问题的综合治理之道” , опубликованной 20 мая 2023 года на континентальном сайте  «Толковый секретарь» 永亮文秘网 www.sqqywq.com   В статье в частности сообщается следующее:

«Несмотря на меры, принимаемые в последние годы центральным правительством и местными правительствами КНР, с экстремизмом на окраинах Китая не покончено. Например, в 2013 году  число убитых и раненых в результате террористических атак составило более 200 человек. В первые четыре месяца 2014 года произошли два теракта, всколыхнувшие всю страну, речь идёт о теракте в Куньмине провинции Юньнань 1 марта 2014 года и в Урумчи СУАР 30 апреля 2014 года.

 

1) Вызовом мирному развитию Китая является стремительное развитие и радикализация 极端化 двух полярных разновидностей национализма: государственного национализма 国家民族主义   и национального эгоизма本位民族主义

(А.Ш.: Государственный национализм — убеждённость в том, что нация есть сообщество тех, кто вносит вклад в укрепление государства, что индивид существует для того, чтобы вносить свой вклад в укрепление государства.

Национальный эгоизм — убеждённость в правильности собственной культуры и в неправильности, неэстетичности стандартов иной культуры).

Радикализация государственного национализма в сфере экономики это прежде всего «зацикленность» государства на размере ВВП, устанавливаемые государством ограничения на потребление материальных ресурсов, административное вмешательство государства в экономику отсталых регионов. В сфере культуры государственный национализм — это «зацикленность» государства на идеях абсолютного материализма, враждебное отношение государства к религии, пренебрежительное отношение к чужой культуре 轻视异族文化

Радикальный национальный эгоизм это отказ от политического единства 政治上抗拒同一 ,  претензии на политическое влияние и политический статус 要求分享政治权力和席位 ,  ажиотажное стремление к собственному экономическому развитию 经济上要求更多的发展机会 ,  жёсткие требования обещанных льгот 强烈要求兑现优惠照顾的允诺,  , , эгоистическое стремление к возрождению собственной традиционной культуры, к развитию своего языка и письменности, к защите своей традиционной религии.

Радикализация государственного национализма с одной стороны и радикализация национального эгоизма с другой стороны создаёт очевидные ситуации конфликта между ними в сферах политики, экономики, культуры. Именно конфликты, обусловленные столкновением двух этих полярных разновидностей национализма, являют собой глубинные причины нестабильности на окраинах Китая.

 

2) О напряжённой ситуации в синьцзянском обществе.

 

В Синьцзяне конфликт государственного национализма и национального эгоизма выражен особенно ярко. В противостоянии 对垒 политики государственного национализма, использующей неменяющиеся методы административного управления, с бурно растущим местным национальным эгоизмом обеим сторонам не хватает гибкости 缺乏游刃的空间, что приводит к их жёсткому столкновению 硬硬碰撞 Напряжённая обстановка в Синьцзяне объясняется недостаточной разрешённостью 缺乏化解 имеющихся здесь противоречий, их накапливанием 日积月累 и наслоением 陈陈相应, в результате чего образуется «порочный круг» 形成恶性循环

 

Политическая напряжённость.

 

В Синьцзяне налицо «кризис доверия», создающий ситуацию политической напряжённости в регионе.

Основным дестабилизирующим фактором в СУАР является отсутствие должного доверия к кадровым работникам из числа нацменьшинств,  из-за чего сотрудники местных правительств всех уровней, в особенности низовые кадровые работники, не в состоянии в полном объёме осуществлять свои полномочия.

С 90-х годов 20-го века в Синьцзяне, стремясь укрепить низовой управленческий уровень, на должности секретарей волостных и поселковых парткомов КПК выдвигают откомандированных военнослужащих. (А.Ш.: В 00-е автор очень много общался с китайскими людьми. Один из собеседников с военной выправкой обмолвился про «работу в Синьцзяне», и заметил, что командированные туда в основном стремятся вернуться «на большую землю»). Эти кадровые работники ханьской национальности политически благонадёжны, непритязательны и трудолюбивы, однако отсутствие у них необходимой подготовки не даёт им возможности работать в полной мере эффективно. Они не разбираются в местной национальной и религиозной специфике, не разговаривают на языках нацменьшинств.  В некоторых округах Южного Синьцзяна уйгуры составляют более 90% населения, а в волостях и посёлках там практически все жители уйгуры. Простые и грубые «военизированные» методы, которые используют эти разговаривающие через переводчиков выдвиженцы в работе с местным населением, зачастую приводят к усугублению неприязни со стороны нацменьшинств, к усугублению уже имеющихся проблем. Например, многие синьцзянские мусульмане традиционно совершают намаз у себя дома, а в тех скотоводческих районах, где мечеть далеко или её нет вовсе, все мусульмане, как правило, молятся в своих жилищах лицом к западу, молятся дома и тогда, когда погодные условия не позволяют посещать мечеть. (А.Ш.: Синьцзянские мусульмане совершают намаз лицом к Мекке, которая расположена западнее Синьцзяна). Некоторые кадровые работники-ханьцы, не зная всего этого, приходят домой к молящимся мусульманам и заставляют их идти в мечеть. Не понимая, кстати, и того, что собравшимися всем вместе в мечети людьми руководить непросто.

 

Силовое реагирование на теракты.

 

Местное правительство СУАР практически без разбора 几乎无一例外地 квалифицирует все теракты на территории региона как «подрывную деятельность раскольнических сил из-за рубежа», однако уделяет недостаточно внимания нюансам террористических действий, добиваясь стабильности жёсткой силой. А силовой ответ на применение силы ведёт к продолжению насилия.

В терактах последних лет необходимо уделить внимание следующим нюансам.

Первое.  Выдвигали ли  террористы требования诉求 ?  Если выдвигали, то какого характера были эти требования: экономические, социальные или политические?

Второе.  Как происходили теракты?  Их совершали именно те, кто их спланировал 有预谋计划的主动挑起, либо те, кто был в них вовлечён 被动接招планировщиками?  Были ли иные факторы, способствовашие осуществлению терактов , помимо подрывного зарубежного вмешательства?

Третье. На каком уровне организовывались террористические действия? Это было делом рук одиночек 独狼式行动 , отдельных семей 家族化行动 или результатом сложной организационной работы 高度组织化的行动 ?

Судя по информации в открытых публикациях о нюансах террористических действий, теракты с явными политическими требованиями, совершённые именно теми, кто их спланировал, ставшие результатом сложной организационной работы, составляют лишь часть всех террористических атак. Часть других терактов были спонтанны, при их осуществлении не предъявлялись явные политические требования, они совершались одиночками.

Неодинаковы и факторы, обусловившие с одной стороны теракты, ставшие результатом сложной организационной работы, а с другой стороны разрозненные 分散, атомизированные террористические действия 原子化的暴恐行动

Теракты, при осуществлении которых предъявлялись явные политические требования, были инспирированы раскольническими (сепаратистскими) силами, а спонтанные теракты, при осуществлении которых не предъявлялись политические требования, возможно, совершались на фоне силового противостояния, связанного с персональными проблемами экономического, семейного либо социального характера.  Вот почему, когда противоправные действия совершают индивидуалы, не предъявляющие политических требований, необходимо стараться реагировать таким образом, чтобы эти действия не приняли массовый характер, на деле же с подобными одиночками поступают особенно жёстко,  особенно безжалостно.

 

Причины дальнейшего роста напряжённости.

 

Кричащие проблемы отставания экономического развития, бедности в СУАР в прежние годы вели к распространению социальной напряжённости по всему региону, однако и в период с 2010 года, когда началось ускорение развития Синьцзяна, рост напряжённости в регионе не прекратился. Социальные проблемы — главный предлог 口实, под которым сторонники идей радикального национального эгоизма мобилизуют массы в свои ряды, это самое мощное оружие демагогов-подстрекателей 最有力的煽动蛊惑武器

Первое. Напряжённость, обусловленная проблемой бедности.

Истоки большинства терактов в СУАР находятся в южных районах Синьцзяна, здесь высокая концентрация бедного населения, чувство обездоленности у этих людей особенно сильное.

Со времени начала политики реформ и открытости в конце 70-х годов 20-го века СУАР отстаёт в своём развитии от большинства других регионов КНР, и это отставание продолжает усугубляться. В 2012  году СУАР занимал в Китае  третье место с конца по размеру ВВП на душу населения, ниже его в этом списке только провинция Гуйчжоу и Тибетский автономный район.  Как сказано выше, южные районы СУАР населены бедняками, число жителей, чей уровень доходов ниже общерегионального стандарта, составляет здесь 2 млн. 270 тысяч человек, из них 84% проживают в трёх местах Южного Синьцзяна: район Каши (Кашгар) 客什 ,  район Хотан 和田 и  Кызылсу-Киргизский автономный округ克州 (克孜勒苏科尔克孜）В этих местах более 90% населения уйгуры.

Скученность бедного населения, состоящего из представителей нацменьшинств, ведёт к образованию в этих местах Южного Синьцзяна однородной социальной среды, податливой влиянию сторонников идей радикального национального эгоизма.                      «В нефтедобывающих странах Персидского залива народ в высшей степени благоденствует, а в Синьцзяне, где тоже добывают нефть, мы влачим жалкое существование, и всё потому, что позволяем правительству ханьцев грабить себя», —  этот тезис популярен в СУАР уже лет 20-30. На фоне усугубляющейся неравномерности развития Синьцзяна и внутренних регионов Китая, на фоне различия уровня жизни в различных районах в самом СУАР (с одной стороны в местах компактного проживания ханьского населения, таких как города Урумчи, Или, а с другой стороны в местах компактного проживания бедствующих нацменьшинств Южного Синьцзяна) синьцзянские нацменьшинства всё более глубоко чувствуют себя обделёнными 剥夺感日强烈 и легко поддаются негативному влиянию.

Второе. Напряжённость, обусловленная проблемой занятости.                 В процессе индустриализации региона у нацменьшинств СУАР возникают проблемы как в вопросах ведения хозяйственной деятельности, так и в вопросах трудоустройства из-за незнания китайского языка, низкого уровня профессиональных компетенций, своеобразного жизненного уклада и менталитета. Начиная с 2010 года, 19 провинций и городов Китая оказывают партнёрскую помощь Синьцзяну. В результате реализации программ поддержки СУАР в жилищной сфере, в сферах образования, здравоохранения жизнь населения региона улучшилась, однако в Южном Синьцзяне разорвать порочный круг проблем (досл. «бег лошади по кругу» 跑马圈地) не удалось, что привело к их осложнению. Крестьяне и простые жители городов Южного Синьцзяна с трудом встраиваются в процессы развития, проблема занятости и повышения доходов населения здесь не решена, и это на фоне роста цен на товары и коммунальные услуги. Например, южносиньцзянские красные финики 红枣 раньше стоили юаней 20 за полкило, а теперь их цена 50-100 юаней. Уйгуры ежедневно потребляют баранину, а её цена выросла с 30 до 70 юаней за полкило. Жалоб от людей предостаточно 抱怨四起

Провинции и города Китая, помогающие СУАР, действуют в южносиньцзянском районе Каши (Кашгар) под громкими лозунгами «ускорим Каши» «силой Шанхая» «эффективностью Шаньдуна», заявляют, что «Каши станет новым Шэньчжэнем», возводят в Каши современные железобетонные здания, однако простым уйгурам от этих благ цивилизации «ни горячо, ни холодно», и они (простые уйгуры) продолжают маргинализироваться 被边缘化 А наплыв 涌入 в Каши рабочих, технических специалистов в рамках программ помощи СУАР, да и просто гастарбайтеров  民工 из внутренних регионов Китая лишь создаёт местным уйгурам конкуренцию на рынке труда, и ещё больше обостряет напряжённость в этом районе.

Третье. Помощь Синцьзяну оборачивается ростом напряжённости в регионе.

Потенциал экономики СУАР довольно слаб, по состоянию на 2009 год в основные фонды региона за предшествующий период было вложено всего 100 с лишним млрд. юаней. Когда в 2010 году была запущена программа помощи Синьцзяну, только за один год в промышленность региона было вложено более 100 млрд.юаней, и примерно столько же ежегодно вкладывалось в последующие два года.

Более 50% средств, которые выделяются Синьцзяну по программам помощи, инвестируются в индустриальные проекты на территории двух самых бедных южносиньцзянских районов и одного самого бедного южносиньцзянского автономного округа, однако от этих грандиозных строек жизнь простого населения там становится только хуже.

 

3) О напряжённости в сфере культуры.

 

Напряжённость и кризисные ситуации в сфере культуры — важный фактор роста напряжённости в синьцзянском обществе. Выступая под лозунгами защиты местной культуры и религии, сторонники идей радикального национального эгоизма привлекли в свои ряды значительное число 相当数量 уйгурского населения.

Первое. Кризисные ситуации в сфере культуры происходят из-за внедрения системы одновременного обучения на двух языках.              В последние несколько лет государственный национализм в Синьцзяне, особенно в Южном Синьцзяне, выражается в стремлении адаптировать нацменьшинства к общекитайским реалиям, так сказать, «большим скачком», ускоренно, для чего и используется система одновременного обучения в школах как на местном, так и на китайском языке. Проблема в том, что некоторые руководящие работники, отвечающие за это, действуют административно-командными, принудительными методами без учёта недостаточной квалификации педагогов-»двуязычников» и нежелания местных жителей обучать своих детей на двух языках одновременно. Такая ситуация вызывает недовольство уйгурского населения, особенно уйгурской интеллигенции, и яростный протест сторонников идей национального эгоизма, которые трубят о том, что государство и правительство Китая хотят уничтожить уйгурскую культуру, а следовательно и уйгурскую нацию.

Второе. Кризисные ситуации в сфере религии. После окончания «холодной войны» подняли голову сторонники консервативных исламских традиций, вступившие в противостояние с глобализмом, модернизмом и оказавшие заметное влияние на ситуацию в Синьцзяне. В условиях ускорения экономического развития, всё  более очевидного стремления государственного национализма вытеснить религию из общественной жизни, постепенно ужесточить управление обществом сторонники идей национального эгоизма и религиозные силы выражают активное недовольство этим и, оперируя тезисами международного исламского консерватизма, пытаются с помощью «арабизации» 阿拉伯化 , «фундаментализации»   原教旨主义化  ислама нейтрализовать политику государственного национализма и процессы модернизации.

 

4) Влияние зарубежных религиозных радикалов.

 

Оживившийся в Синьцзяне радикальный национальный эгоизм является питательной средой для зарубежных религиозных радикалов. Радикальный национальный эгоизм в регионе пользуется поддержкой из-за рубежа, а там в свою очередь стараются затянуть в свои сети синьцзянских радикалов, то есть обе силы взаимозависимы.  Из дестабилизирующих ситуацию в Синьцзяне «трёх сил» — терроризма, сепаратизма и экстремизма главную опасность представляют именно религиозные радикалы, которые методами террора стремятся отколоть регион от Китая.

Влияние религиозных радикалов на ситуацию в СУАР начало усиливаться в конце 70-х годов 20-го века. Из-за некоторых отклонений национально-религиозной политики КПК в регионе были посеяны зёрна религиозного фанатизма 宗教狂热 С распадом СССР и социалистических стран Восточной Европы в СУАР широко распространились идеи и лозунги «национальной независимости», активизировались раскольнические и террористические силы. Зарубежные раскольники и террористы, стремящиеся добиться отделения Синьцзяна от Китая, активизировались на фоне проведения Олимпийских игр в Пекине в 2008 году, их вылазки спровоцировали межнациональные конфликты в регионе, создали там атмосферу страха.

После беспорядков 5 июля 2009 года межнациональные отношения в СУАР ухудшились. (А.Ш.: 5 июля 2009 года в СУАР произошли массовые столкновения с многочисленными жертвами между ханьцами и нацменьшинствами). Из-за действий религиозных радикалов в регионе получили распространение идеи «национального освобождения», «создания Восточно-Туркестанской Республики».  Между ханьцами и представителями отдельных национальностей Синьцзяна всё глубже пролегает пропасть отчуждения, ханьцы и уйгуры всё реже общаются на бытовом уровне. Оживившиеся религиозные радикалы создают подпольные группы по изучению Корана, выступают против системы одновременного обучения на двух языках, выступают в защиту абсолютно любых, без разбора проявлений традиционной местной культуры.

Усиление влияния зарубежных религиозных радикалов ухудшило обстановку в Синьцзяне, обострив объективно существующий в регионе конфликт двух полярных разновидностей национализма: государственного национализма и национального эгоизма».

 

То, что происходит в современном Синьцзяне, типичная картина для земель, которые Китай включил в свой состав, — так происходило и в Корее и во Вьетнаме, когда в древности они принадлежали Китаю. Названный китайским автором как одна из сторон глубинного конфликта в СУАР китайский «государственный национализм» это по сути специфический китайский стиль управления, сформировавшийся за несколько тысячелетий, предполагающий жёсткое администрирование всего и вся и потому непонимаемый, враждебно воспринимаемый людьми неханьской цивилизации. Но если в процессе экономических реформ в Китае постепенно отходят от традиционной сверхцентрализации в пользу большей самостоятельности хозяйствующих субъектов, то в сфере той же национальной политики подобной управленческой гибкости меньше, и классический китайский чиновник, который в народном Китая называется «кадровым работником», как и во времена династий Хань и Тан, когда Сиюй прочно и долго входил в состав Китайского Государства, ощущает себя на синьцзянской земле «посланцем Сына Неба».

 

 

Часть 4. Китайско-монгольские отношения: от периода «поздняя МНР – новая Монголия» до настоящего времени.

 

Как сообщается на сайте континентальной «интернет-энциклопедии» «Бай Ду Бай Кэ» 百度百科 , в декабре 1998 года состоялся государственный визит в КНР вступившего в должность в июне 1997 года президента Монголии Багабанди 巴嗄班迪 (А.Ш.: «Государство Монголия» 蒙古国 — так иероглифически записывается название существующего в настоящее время суверенного Монгольского государства). С этого времени контакты руководителей Китая и «новой Монголии» носят достаточно регулярный характер. Их современной особенностью является то, что они нередко происходят в рамках трёхсторонних встреч глав РФ, КНР и Монголии, например, 15 сентября 2022 года в Самарканде состоялась встреча президента РФ В.В.Путина, председателя КНР Си Цзиньпина и президента Монголии Ухнагийн Хурэлсуха.

Основы современных китайско-монгольских отношений регулируются «Договором Китайской Народной Республики и Монголии об отношениях дружбы и сотрудничества», заключённым в Улан-Баторе 29 апреля 1994 года, вступившим в силу 20 октября 1994 года и действующим до сих пор.

Отношения с Монголией Китай одновременно характеризует как «отношения традиционной дружбы и сотрудничества» и как «отношения партнёрства».

5 июня 2003 года КНР и Монголия сделали «Совместное заявление об установлении отношений добрососедства, взаимодоверия и партнёрства».

16 июня 2011 года КНР и Монголия сделали «Совместное заявление об установлении отношений стратегического партнёрства».                                 21 августа 2014 года КНР и Монголия сделали «Совместное заявление об установлении отношений всеобъемлющего стратегического партнёрства».

Согласно неофициальной китайской одиннадцатиуровневой системе партнёрства КНР с другими государствами и ассоциациями китайско-монгольские отношения за три года, с 2011 до 2014, были повышены с так называемого среднего шестого уровня «категории 3» (их Китай имеет с рядом сопредельных и близлежащих государств: Южной Кореей, Афганистаном, Шри Ланкой, Бангладеш, Брунеем, Непалом) до так называемого крепкого среднего четвёртого уровня «категории 4».

Это самая массовая группа государств и ассоциаций — партнёров Китая, в ней вместе с Монголией такие «европейцы», как ЕС, Великобритания, Италия, Испания, Португалия, Греция, Дания, Франция, Беларусь, Германия, Польша, Сербия, Венгрия.                          Также в этой «компании» «старые» члены БРИКС — ЮАР и Бразилия.

Тут же крупные азиатские государства и ассоциации — Малайзия, Индонезия, АСЕАН, Иран, Саудовская Аравия, ОАЭ, Лига арабских государств. Уделяя повышенное внимание постсоветской Средней Азии, Китай включает в эту группу Казахстан, Узбекистан, Таджикистан, Кыргызстан.

Также здесь Австралия, Новая Зеландия, Папуа-Новая Гвинея, Форум тихоокеанских островов, островные государства Тихого океана — Вануату, Фиджи, Самоа, Острова Кука, Ниуэ.                                                   Здесь же Египет, Алжир и более или менее заметные «латиноамериканцы» — Мексика, Перу, Венесуэла, Аргентина, Эквадор, Чили.

Китайские эксперты отмечают, что «отношения всеобъемлющего стратегического партнёрства» основаны не на локальных, ситуативных, а на общих стратегических, долговременных торгово-экономических интересах сторон.

11 ноября 2015 года КНР и Монголия сделали «Общее заявление об углублении и развитии отношений всеобъемлющего стратегического партнёрства».

Ещё при МНР, в 1989 году, Китай и Монголия создали двухстороннюю межправительственную комиссию по экономическому, торговому и научно-техническому сотрудничеству. В 1991 году КНР и МНР заключили более прогрессивное межправительственное торговое соглашение вместо предыдущего, согласно которому в течение года делались банковские записи по торговым операциям, а в конце года подводился общий баланс и производился соответствующий расчёт между сторонами 记账贸易 Также в 1991 году КНР и МНР  заключили межправительственное соглашение о защите инвестиций.                             На протяжение многих лет КНР остаётся для Монголии одним из крупнейших торговых партнёров и зарубежных инвесторов. Так, в 2017 году объём торговли Монголии с КНР вырос по сравнению с 2016 годом на 35,8% и составил 6 млрд. 735 млн. долларов или 64,1% всего внешнеторгового оборота Монголии в 2017 году. При этом объём монгольского экспорта в КНР в 2017 году вырос на 36% по сравнению с 2016 годом и составил 5 млрд. 307 млн. долларов, а импорт в Монголию из КНР в 2017 году вырос на 34,6% по сравнению с 2016 годом и составил 1 млрд. 428 млн. долларов. Иными словами, у Монголии на тот момент имелось отчётливое положительное сальдо в торговле с Китаем.

Современные китайско-монгольские отношения в пограничной сфере в значительной степени регулируются заключённым в 1991 году «Соглашением правительства Китайской Народной Республики и правительства Монгольской Народной Республики о пограничных переходах и об управлении ими». В 2004 году это соглашение было отредактировано, а в 2010 году КНР и Монголия заключили «Договор об управлении деятельностью административных органов на китайско-монгольской границе». В 2014 году Китай и Монголия создали совместную комиссию по управлению погранпереходами на китайско-монгольской границе и заключили соответствующее соглашение.

Отмечаются контакты между двумя странами и в военной сфере. В 2004 году министерства обороны КНР и Монголии разработали механизм двусторонних консультаций по вопросам обороны и безопасности. В июне 2015 года подразделение НОАК (25 человек) впервые приняло участие во многонациональных военных учениях по поддержанию мира «В поисках Хана» “可汗探索” на территории учебного центра вооружённых сил Монголии; в учениях принимали участие более 1200 военнослужащих из 23 государств, в том числе  из Монголии, США, Южной Кореи, Франции, Бангладеш, Индии, Канады. 3 сентября 2015 года подразделение вооружённых сил Монголии участвовало в проходившем в Пекине военном параде по случаю 70-летия победы китайского народа в антияпонской войне и победы в мировой антифашистской войне. В октябре 2015 года член Госсовета КНР, министр обороны КНР Чан Ваньцюань 常万全 посетил с визитом Монголию. В том же месяце на территории Монголии состоялись совместные китайско-монгольские антитеррористические учения. В мае 2018 года с визитом в КНР находился министр обороны Монголии Энхболд 恩赫包勒德

Развиваются консульские связи КНР и Монголии. В 1986 году КНР и МНР заключили в Пекине двусторонний консульский договор. В 1990 году стороны разработали механизм консультаций по консульским вопросам, тогда же в 1990 году возобновило работу генконсульство МНР в главном городе Автономного района Внутренняя Монголия КНР Хух-Хото.  В 1996 году была официально открыта канцелярия генконсульства Монголии в Хух-Хото в городе Эрлянь (Эрээнхот) 二连浩特 В 1997 году было заключено «Соглашение  правительства Китайской Народной Республики и правительства Монголии о сохранении почётного консульства Монголии в Специальном административном районе Сянган КНР». В 2007 году канцелярия генконсульства Монголии в Хух-Хото в Эрляне (Эрээнхоте) была преобразована в отдельное консульство. В 2011 году было открыто генконсульство Монголии в Специальном административном районе Сянган КНР. В 2014 году было открыто генконсульство КНР в городе Замын-Уудэ 扎门乌德 на юго-востоке Монголии. Стороны установили взаимный безвизовый режим 互免签证для обладателей дипломатических 外交, служебных 公务и обычных паспортов 因公普通护照

 

О проблемах китайско-монгольских отношений официально не заявляется, однако эта тема обсуждается в китайском сетевом пространстве.

Так, на сайте “Волянь WHY” 沃联WHY 29 марта 2023 года был размещён материал «В чём заключаются проблемы китайско-монгольские отношений» “中蒙关系为什么不好”

В числе проблем, негативно влияющих на современные отношения КНР и Монголии, китайский автор называет:

«Историческое наследие.

Давняя историческая вражда, которая, возможно, уходит корнями в 3-й век до н.э.. (А.Ш.: Тогда с территории современной Монголии начались разорительные набеги на Китай кочевников-сюнну).

Когда Монгольское государство вторглось в Китай, он стал его колонией. (А.Ш.: Имеется в виду правление монгольской имперской династии Юань в Китае (1271-1368)).

Политическое несоответствие.

Монголия за либеральную демократию Запада, а в Китае социалистическая система. (А.Ш.: Действительно, в 1990 году начался быстрый переход общества, политики и экономики Монголии на принципы либерализма, эти трансформации были закреплены в «либеральной» конституции Монголии 1992 года).

Экономические расхождения.

Монголия за рыночную экономику, а в Китае экономика плановая. (А.Ш.: В Китае «социалистическая рыночная экономика». От «рыночной» она отличается ведущей макрорегулирующей ролью государства в принятии экономических решений, а от «плановой» — широкой экономической свободой конкретных хозяйствующих субъектов, значительным сокращением отраслевых административных органов или их преобразованием в отраслевые компании и многим другим).

Социальные различия. Основа жизни монгольского общества — кочевое скотоводство, китайского — оседлое земледелие».

 

В современной Монголии, считают китайские аналитики, существуют две встречные тенденции: стремление к сближению с Китаем с одной стороны и неприязнь к Китаю с другой.

О причинах подобной разновекторности рассуждает в частности китайский эксперт из провинции Чжэцзян КНР в материале, опубликованном на аналитическом сайте «Ванъи»/»Лёгкий Инет» 网易 10 августа 2023 года, где он в частности сообщает:

«С одной стороны в Монголии демонстрируют дружелюбие в отношении Китая, принимают участие в развитии Китая и поддерживают это развитие, но с другой стороны демонстрируют Китаю явную враждебность, готовность противостоять ему. Чем вызвано столь сложное отношении Монголии к Китаю?

Китай обращает на себя внимание всего мира как вторая глобальная экономика, а поскольку Монголия сосед КНР, фактор глобальной значимости современного Китая вне всякого сомнения оказывает колоссальное влияние и на неё. Тем не менее в отношении Китая Монголия занимает очень непростую, переменчивую позицию.

Почему?

Прежде всего необходимо обратиться к истории китайско-монгольских отношений, у этих двух государств-соседей она очень давняя.

В эпоху Юань монголы объединили Китай под властью этой имперской династии, в тот исторический период Монголия и Китая были неразрывно связаны.

Со временем китайско-монгольские отношения всё более усложнялись. В начале 20-го века Монголия объявила себя независимой и стала затем сателлитом Советского Союза, что привело к напряжённости в её отношениях с Китаем и даже к противостоянию с ним. А последующие попытки Монголии подорвать китайскую экономику путём ограничения торговли с Китаем ещё больше обострили противоречия между двумя странами.

С 90-х годов 20-го века Монголия идёт по пути реформ и открытости, осознавая неизбежность дружбы и сотрудничества с поднимающимся, обладающим гигантским рынком Китаем.

Однако несмотря на заметный прогресс экономического сотрудничества с КНР в монгольском обществе существуют разногласия по поводу того, как выстраивать отношения с Китаем.

Чем объясняется сложное и противоречивое отношение Монголии к Китаю? Оно отягощено историческим наследием или продиктовано ситуативными интересами?  А, быть может, объясняется глубинными этнокультурными и духовноценностными конфликтами?

В любом случае недопустимо сводить 将…归结为… отношение Монголии к Китаю только к дружбе или только к вражде. Для того, чтобы постичь суть такого отношения, необходимо глубже, полнее понимать его исторические, культурологические, политические истоки.

Стремление к сближению с Китаем объясняется потребностью у Монголии экономически сотрудничать с КНР, а также тем, что Монголия зависима от такого сотрудничества. Китай — один из крупнейших торговых партнёров Монголии, объём их двусторонней торговли ежегодно растёт. Помимо этого, Монголия активно участвует в китайской инициативе «Пояс и Путь», рассчитывая в сотрудничестве с Китаем добиться собственного экономического развития, в том числе в сфере капитального строительства. Такая позиция Монголии объясняется её собственными практическими интересами, завязанными на сотрудничество с Китаем.

Неприязнь к Китаю объясняется тем, что часть монгольского общества считает подъём КНР потенциальной угрозой независимости Монголии и её национальной культуре. Эти люди опасаются, что их традиционный образ жизни и традиционные духовные ценности могут быть сметены китайской модернизацией. Влияет на настроения этих людей и историческая память, например, о пограничных конфликтах и о борьбе за природные ресурсы. Все эти факторы обусловливают враждебное отношение к Китаю представителей части монгольского общества, что выражается в их попытках создавать препятствия для китайских товаров на монгольском рынке либо в том, как они пытаются разжечь в монгольском обществе неприязнь к Китаю.

Противоречивая позиция Монголии, в которой стремление  к сближению с Китаем соседствует с неприязнью к Китаю, объясняется как ситуативными интересами этой страны, так и её исторической памятью об отношениях с Китаем, её национально-культурными противоречиями с Китаем».

 

Заключение.

 

Помимо современной Монголии с её неоднозначным отношением к Китаю и по-прежнему проблемного Синцьзян-Уйгурского автономного района КНР, «степняки 21-го века» компактно обитают в двух относительно спокойных на сегодняшний день национальных регионах Китая: Автономном районе Внутренняя Монголия (АРВМ)  в Северном Китае и Нинся-Хуэйском автономном районе (НХАР) в Северо-Западном Китае. Хотя, например, в 30-е годы хуэйцы поддерживали антикитайскую борьбу синьцзянских мусульман, а на территории Внутренней Монголии с 1936 года до разгрома Квантунской армии существовали подконтрольные японцам монгольские органы власти (вошедшие в историю как «государство Мэнцзян»), вооружённые формирования которых подчинялась японскому командованию и участвовали в войне против Китая.

Находившиеся на территории современной  Внутренней Монголии южномонгольские ханства в 1632-1634 годах оказались под властью маньчжуров и в 1644 году «автоматически» вошли в состав Китайского Государства, покорённого маньчжурской империей Цин. В 1664 году цинский император разграничил монгольские земли на «Монголию внутренних засагов» 内札萨克蒙古и «Монголию внешних засагов»    外札萨克蒙古, из этих определений и возникли понятия «Внутренняя Монголия» 内蒙古 и «Внешняя Монголия» 外蒙古                                     Засагами (дзасагами) 札萨克 называли владетельных монгольских князей-правителей хошунов/»знамён» 旗   —    административно-территориальных единиц, на которые маньчжуры поделили покорённые ими монгольские земли либо монгольские земли, являвшиеся их протекторатом.

Современная история АРВМ началась с даты образования народного правительства  Автономного района Внутренняя Монголия КНР 2 декабря 1949 года.

На 1 ноября 2020 года на территории АРВМ постоянно проживали почти 240,5 млн. человек. Большинство этих жителей составляли ханьцы – 78,74%, монголов в АРВМ на тот момент проживало всего 17,66% от общего числа населения региона. Однако по сравнению с 2010 годом численность ханьского населения АРВМ в 2020 году уменьшилась на 3,64%, численность же монгольского населения немного увеличилась — на 0,51%. Всего на территории региона постоянно проживают люди 55 национальностей.

Своё историческое название «Нинся» 宁夏 регион, где расположен современный НХАР, получил в 1287 году, когда власти правившей в Китае монгольской имперской династии Юань (1271-1368) создали там местный административный орган — «управа региона Нинся» 宁夏府路          Провинция Нинся КНР была создана 12 декабря 1949. Нинся-Хуэйский автономный район КНР был образован решением сессии ВСНП 15 июля 1957 года.

Титульной нацией, имя которой зафиксировано в названии региона, является народ хуэй 回族  ,  — сокращение от полного названия этой нации «хуэйхуэй» 回回民族  Существует предположение, что слово «хуэй» 回 является калькой со слова «уйгур», по-китайски «хуэйху» 回鹘    Считается, что исторические корни народа хуэй на территории Китая уходят в эпоху Тан (618-907), как самостоятельная нация хуэй начали формироваться в эпоху Юань (1271-1368) и окончательно сформировались в эпоху Мин (1368-1644). Хуэй говорят на китайском языке с заимствованиями из арабского и персидского, их главное отличие от ханьцев — многовековая приверженность исламу, к которому они приобщились в раннем средневековье и который собственно определил их национальную идентичность.

Ислам проник в Китай в середине 7-го века, в начале эпохи Тан, его проводниками были арабские и персидские купцы, проповедовавшие это учение и строившие мечети в том числе на маршрутах Великого Шёлкового пути, где сегодня расположен НХАР. Ханьцы, воспринявшие в ту пору ислам и исламский уклад жизни, и стали предками сформировавшейся позднее нации хуэй.

Пустынные и степные условия родины хуэй сделали этот народ отменными наездниками, неслучайно фамилия китайца Ма, записанная иероглифом «лошадь» 马 , практически наверняка позволяет судить о его хуэйском происхождении. Хуэйцев в НХАР проживает всего 18,9% от общего числа населения региона, однако их диаспоры широко представлены на территории остального Китая.

——————————————————————————————

 

Литература:

 

1. С.Л.Тихвинский, «История Китая и современность», издательство «Наука», Москва, 1976;
2. «Китай и соседи в новое и новейшее время», АН СССР, Ордена Трудового Красного Знамени Институт востоковедения, издательство «Наука», главная редакция восточной литературы, Москва, 1982.

Автор: Александр Викторович Шитов (ведущий специалист по Китаю)

 

Китай и Вьетнам